«Где сокровище ваше,
там будет и сердце ваше».
(Мф. 6: 21)
Одним из самых значительных новых идеологов протестантизма стал Жан Кальвин (1509 – 1564). В отличие от Лютера, страстно обличавшего ростовщиков, он оправдал ссудный процент, ограничив его размеры пятью процентами и оговорив предоставление ссуды благочестивыми условиями.
И в эту брешь, пробитую им в христианском мире, бросились, расширяя её, поклонники неправедного стяжания. Здесь надо сказать, что римские папы ещё задолго до рождения Кальвина разрешили заниматься ссудными операциями крестоносцам, но лишь в порядке исключения. А остальные католики занимались ими едва ли не с тех же пор полулегально: и банкиры итальянских городов-республик, успешно финансировавшие римских пап, католические ордена, католические монастыри и отдельные католические епископы. Так что заслуга Кальвина перед капитализмом была в том, что он легализовал банковскую деятельность в глазах своих последователей и сделал тем самым кальвинизм привлекательным для всех, искавших обогащения посредством нетрудовых доходов. Но не только этим.
Другая заслуга Кальвина перед капитализмом была в том, что он сумел облагородить капиталистическое предпринимательство, придать ему самые привлекательные черты. Результатом стала идейная двойственность кальвинизма: снаружи – истинно христианская забота о спасении своей души посредством угодного Богу служения бедным, внутри – материальное обогащение со всеми сопутствующими ему удобствами. Эта двойственность усиливалось ещё оттого, что сам Кальвин и первые его последователи делали упор на благочестии и не исключено, что вполне искренне, а последующие кальвинисты расслабились по этой части и рассуждали примерно так.
Человек должен верить в Бога и творить добро. А добро заключается в неустанном труде, имеющем своей целью умножение его собственного капитала. А зачем христианину умножение его капитала? Чтобы иметь возможность помогать людям. Как будешь им помогать, если ты нищ и сам нуждаешься в помощи? Поэтому, умножая свой капитал, человек не имеет права транжирить его на личные и семейные удобства, кроме, самых необходимых. И, тем более, не имеет права предаваться развлечениям и наслаждениям, даже самым, казалось бы, невинным. Соединение личного и семейного аскетизма с полной сосредоточенностью на трудовой деятельности, понятой вышеозначенным образом, вот путь в Царство Небесное. Это был следующий шаг в развитии идеологии реформации, направленный на превращение греха стяжания в добродетель. И опять вначале было слово.
Это была революция в христианском представлении о смысле человеческой жизни и человеческого труда. Традиционно труд понимался как способ содержания своей семьи или как способ служения Церкви и государству, позволяющий трудящемуся содержать себя и свою семью. Но и только. Ни о какой желательности умножения личного капитала в проповеди Христа не было ни слова. Наоборот, Он предупреждал об опасности личного обогащения. На что Кальвин и его последователи закрыли свои благочестивые глаза. Или объясняли соответствующие евангельские тексты самым благоприятным для частных дельцов образом. «Всякий истинный христианин, – учили они – должен с детства готовить себя к будущему труду, приобретать общую грамотность и изучать досконально свою будущую профессию. Он должен вести здоровый образ жизни, быть чистым, опрятным, подтянутым. Должен быть глубоко нравственным в его отношениях с людьми и безукоризненно честным в своих деловых отношениях. Не унывать и всегда надеяться на Бога».
На фоне царивших в то время в западном мире невежества и нищеты, такая проповедь была убедительна для многих. Сравнивая благочестивого преуспевающего дельца с грязными нищими, с пьяницами и развратниками всякого рода, трудно было не отдать предпочтения богобоязненному обладателю всё увеличивающегося капитала. Он выигрывал даже в сравнении с неплохими, но заурядными и, главное, небогатыми людьми, которые не могли состязаться с ним по части благотворительности. А потому и по части уважения, которым он пользовался в обществе. Жена за таким обеспеченным и высоконравственным мужем была, как за каменной стеной. Голод ей не грозил. Жила она не в грязной лачуге, а в хорошей чистой квартире. Удобной, но, разумеется, без излишеств. Одевалась скромно, но не в тряпки, которые унизили бы не только её, но и её мужа. А как ей должны были завидовать многие женщины. Как должны были заискивать перед нею не только женщины, но и мужчины, нуждавшиеся в помощи. Она же главный информатор своего мужа по части благотворительности. Именно от неё, при его-то занятости, он знал, кому помочь, а кто не заслуживает помощи. И дети такого правильного христианина были тоже обеспечены. Они получат лучшее образование, а затем, пользуясь связями своего отца и его ценными советами, займут достойное место в обществе. Не говоря уж о том, что наследуют его капиталы.
Не прогадают от близости с благочестивым дельцом и его родственники, друзья и помощники. Как и члены его религиозной общины, особенно её руководители. Какой интерес им иметь в своей общине нищих и бедных, ничего не умеющих и ни на что не способных? А богатый и потому обладающий властью в обществе человек станет не только её украшением, но и её основанием.
Но в ходе такого рода жизни грех стяжания должен был постепенно вытеснять из сознания благочестивого дельца его благочестие. Если не в ходе его личной жизни, то при смене поколений. Сохранявшие благочестие попросту отставали в гонке за материальным успехом: всё возраставшая конкуренция вынуждала снижать нравственные нормы при использовании своих работников, изготовлении товаров и пользовании рекламой. Включаясь в эту гонку и усиливая её, кальвинисты не догадывались о том, чем она обернётся, когда станет всеобщей или почти всеобщей. Как она изменит души людей и характер общества. Каким внутренним концлагерем для них она обернётся.
Чтобы успешнее отстаивать свои интересы против других сословий и против самого государства, если оно станет препятствовать дельцам в их стремлении к наибольшим выгодам, было необходимо их объединение. Скорее скрытное, нежели явное. Чтобы они не только соперничали друг с другом в захвате лучших позиций в своём государстве, но и разумно ограничивали свою вражду общими сословными интересами. Чтобы они подчиняли свои личные амбиции общей сословной выгоде. А такое будет возможно лишь в том случае, если их множество будет выстроено в подобие пирамиды, в которой каждый горизонтальный слой будет иметь свою долю доходов при условии подчинения более сильным слоям, расположенным ближе к её вершине.
Такая пирамида не могла выстраиваться снизу, но только сверху, и возглавлять её могли только самые богатые, самые властные и организованные люди. В лице, естественно, международных банкиров. Используя кнуты и пряники, они должны были создавать, согласно логике всё большего обогащения и укрепления своей власти, такую социально-политическую систему, при которой любой король и любое государство должны стать пешками в их руках. Должны стать лишь инструментами их собственной власти и политики. И это происходило постепенно и окончательно сформировалось к началу XX века.
Так возникли транснациональные корпорации, теория глобализации и экспорт демократии, ради счастья народов. Так извращение Евангельской Истины привело к закреплению ложного мифа о стяжании, как добродетели. Вместо преобразования бытия на началах Евангельской справедливости, создается ограниченная группа богачей, которые стали верить в то, что они избраны Богом для преобразования мира, а остальным достаточно будет их милостыни. И сегодня эта группа людей пытается диктовать свои условия всему миру, навязывая ему неолиберализм.
Валерий Бухвалов, доктор педагогических наук
