30 декабря 2012 года исполняется 90 лет образованию Союза Советских Социалистических Республик. Эта статья не ностальгия по «добрым старым временам», а попытка анализа основных причин крушения советской Державы. Эти причины лежат в плоскости теории развития социализма. Может показаться, что эта теория не имеет сегодня никакого практического значения. Однако это не так, эта теория имеет громадное практическое значение, потому что глобальной финансово-экономический кризис не является следствием экономических ошибок, как уверяют нас апологеты либерализма.
Нынешний кризис есть следствие длительного духовно-мировоззренческого кризиса самой концепции либерализма. Более того, по мнению многих весьма компетентных экспертов, духовно-мировоззренческий кризис не может быть преодолен без модернизации самой либеральной концепции. И основой такой модернизации должна стать социализация. Речь идет о конвергенции либерализма и социализма при ограничении либеральных свобод нравственными ценностями.
Именно этот путь поможет преодолеть существующие социально-экономические проблемы, повысить качество жизни простых людей, при условии, что правящие политиканы не пойдут путем конфронтаций. Вот почему важно переосмысление опыта советского прошлого и поиск путей развития теории социализма. Вот почему важен ответ на вопрос – возможна ли перезагрузка социалистического проекта, без восстановления СССР, которое в принципе невозможно, да и не нужно?
Так жить нельзя?
По мнению известного российского эксперта и теоретика социализма С. Г. Кара-Мурзы, обычное объяснение краха СССР экономическими причинами несостоятельны, хотя бы потому, что экономические показатели в тот исторический момент у СССР были вполне далекими от кризиса. До начала радикальной стадии реформирования в 1988–1989 годов экономического кризиса в СССР не было. Поддерживался ежегодный рост ВВП 3,5%, а главное, делались не только очень большие капиталовложения в производство, но наблюдался и рост капиталовложений. Для сравнения – сегодня рост ВВП стран еврозоны 1-2%.
В 1985 году, когда началась так называемая перестройка, у Союза практически не было внешнего долга. За пять предыдущих лет валовый национальный продукт СССР возрос на 20%, тогда как в США 14%, Италии, Англии, Франции меньше чем на 10%. Дефицит госбюджета СССР составил в 1985 г. 13,9 млрд. руб.; в 1990 – 41,4. Государственный внутренний долг: 1985 – 142 млрд.; 1989 – 399. Золотой запас, который в начале перестройки составлял 2000 тонн, в 1991 г. упал до 200 т.
За час труда на советском заводе человек в 70-е годы получал в среднем цену 35 буханок хлеба или 60 литров бензина марки АИ-93. Хлеб и энергия – абсолютные, всеобщие эквиваленты жизнеобеспечения. Сегодня рабочий в России за час труда в среднем получает сумму эквивалентную 2 буханкам хлеба или 2 литрам бензина. В Латвии и того меньше. Разница весьма впечатляет.
Когда в 1991 году народу начали внушать мысль о благодатном смысле приватизации, говорилось: «Необходимо приватизировать промышленность, ибо государство не может содержать убыточные предприятия, из-за которых у нас уже огромный дефицит бюджета». По официальным статистическим данным, за весь 1990 год убытки нерентабельных промышленных предприятий СССР составили в сумме 2,5 млрд. руб., а валовой национальный продукт, произведенный всей совокупностью промышленных предприятий – 320 млрд. рублей. Убытки части системы составляют менее 1% произведенной ею добавленной стоимости – и такую систему предлагали приватизировать, аргументируя ее «нерентабельностью».
В 1989 году в СССР было 24 720 колхозов. Они дали 21 млрд. рублей прибыли. Убыточных было 275 колхозов (1%), и все их убытки составили 49 млн. рублей, 0,2% от прибыли – смехотворная величина. В целом рентабельность колхозов составила 38,7%. Колхозы и совхозы вовсе не «висели камнем на шее государства» - напротив, в отличие от Запада наше село субсидировало город.
Говоря об огромных якобы дотациях, академики и журналисты сознательно лгали. Именно на Западе сельское хозяйство – это не рыночная, а бюджетная отрасль, сидящая на дотациях. В среднем по 24 развитым странам бюджетные дотации составляют 50% стоимости сельхозпродукции, в Японии и Финляндии – до 80%. Около 30 тыс. долларов в год на одного фермера! Кстати, основной объем продовольствия в США, России, Израиле, Германии, Франции дают вовсе не фермеры, как многие думают, а кооперативные сельские хозяйства.
По производству продуктов питания на душу населения СССР прочно вошел в пятерку самых высокоразвитых стран мира, несмотря на то, что климат в СССР, для сельскохозяйственного производства во много раз хуже, чем в любой из этих стран.
К 1989 году в СССР производилось: 11% мирового объема зерна (вдвое больше среднедушевого в мире), хлопка – 15% (втрое больше среднедушевого в мире), картофеля – 27% (впятеро больше среднедушевого в мире), сахарной свеклы – 36% мирового объема. По производству мяса СССР уступал только США и ФРГ, рыбы – только Японии, молока – только ФРГ, сахара – только ФРГ, по производству сливочного масла – нам не было равных.
Сравним потребление самой богатой страны и основного соперника России – США и аналогичный показатель РСФСР.
Потребление основных продуктов питания в США и РСФСР
(на душу населения в 1989г., кг)
|
|
СССР
|
США
|
|
Молоко
|
396
|
263
|
|
Яйца
|
309
|
229
|
|
Рыба
|
21,3
|
12,2
|
|
Мясо
|
69
|
113
|
|
Сахар
|
45,2
|
28
|
|
Хлебные продукты
|
115
|
100
|
|
Картофель
|
106
|
57
|
Как видим, СССР отставал от США только по потреблению мяса. СССР, по оценкам ООН, в области сельского хозяйства и продовольствия в середине 80-х годов входил в десятку стран мира с наилучшим типом питания, занимал 7 место в мире. Приходится признать, не первое место, но придется также признать и то, что большинство капиталистических стран СССР обгонял.
В октябре 1989 года социологи Всесоюзного центра изучения общественного мнения (ВЦИОМ) изучали отношение к реформе. На вопрос «Считаете ли вы справедливым нынешнее распределение доходов в нашем обществе?» 52,8% ответили «несправедливо», а 44,7% - «не совсем справедливо». Что же считали несправедливым 98% жителей СССР? Недостаточно уравнительное распределение доходов. 84,5% считали, что «государство должно предоставлять больше льгот людям с низкими доходами» и 84,2% считали, что «государство должно гарантировать каждому доход не ниже прожиточного минимума».
Вот данные другого крупного исследования 1987 года. Социологи пишут: «Среднеарифметический душевой подход в нашей выборке составляет около 104 руб. в месяц, а доход тех, кто заявил, что семейный бюджет в основном позволяет удовлетворять разумные потребности, - около 107 рублей». Таким образом, величина дохода у большинства трудящихся в советской системе тяготела к той мере, которая отвечала разумным потребностям. И эта мера была закреплена в массовом сознании.
Советский дефицит.
О советском дефиците знают многие, но о его причинах многие не знают. А причины в следующем. На рынке цена всегда выше равновесной и поэтому всегда есть товар. Это не является ни показателем развития экономики, ни показателем благосостояния населения, это неотъемлемое свойство рынка. Поэтому причина советского дефицита кроется не в недостаточном объеме производства, а в ценовой несбалансированности спроса и предложения. Почему же в советское время производили товара больше, но товара не было? Очевидно, что цена была ниже равновесной. Но какова причина данного обстоятельства?
Причина дефицита товаров в социалистической экономике кроется в неадекватном ценообразовании, при котором не учитывался довольно существенный сектор теневой экономики. Кто-то занимался репетиторством, кто-то калымил, шабашил, сдавал квартиру, наконец, просто воровал. Конечно, нельзя примитивизировать ценообразование в СССР, но, тем не менее, его основа – закон стоимости неверно отражал реальность. Денег много, а цены низкие – вот причина дефицита товаров в Советском Союзе.
Дефицит никак не связан с социалистическим типом экономики. При Сталине тоже «все было», и черную икру в магазинах на развес продавали. Стоит установить цены на товар ниже равновесной цены спроса, как товар моментально пропадет с прилавков магазинов, таков железный закон экономики. В различных капиталистических странах не раз проводили эксперименты с установлением стабилизационных низких цен на товары, и результат был всегда один: товар моментально пропадал с полок магазинов. Например, в свое время, правительство Австрии установило потолок арендной платы в Вене. В результате, несмотря на сокращение населения Вены и строительство новых домов, тысячи людей не могли найти себе жилье.
В СССР гордились тем, что цены на основные товары не повышались несколько десятилетий. Такие псевдодостижения и привели к дефициту, тогда как небольшое повышение цен могло бы в одночасье ликвидировать весь дефицит и сопутствующую ему напряженность и критику.
Куда пропало мыло?
В конце 80х годов прошлого века в журнале Академии наук СССР «Социалистические исследования» печатались статьи с заголовками такого рода: «Оптимальный уровень безработицы в СССР». Что же считал «оптимальным» для нашего народа социолог из Академии наук СССР? Вот его идеал: «Оптимальными следует признать 13%. При 13% можно наименее болезненно войти в следующий период, который в свою очередь должен открыть дорогу к подъему и процветанию». Процветание, по мнению автора, должно было наступить в 1993 году. 13% - это 20 миллионов человек на тот момент. Само по себе появление подобных рассуждений на страницах академического журнала – свидетельство глубокой деградации той элиты, которая разрабатывала доктрину хозяйственной реформы.
Но невозможно представить себе, чтобы масса образованных людей в 1989–1991 годах одобрила глубокую, катастрофическую реорганизацию всего народного хозяйства страны совсем без всяких аргументов. Однако аномалия в разработке и восприятии программы реформ, несомненно, имела место – аргументы реформаторов противоречили логике и здравому смыслу. Их кредо в 80-е годы сводилось к следующему: «Советская система хозяйства улучшению не подлежит. Она должна быть срочно ликвидирована путем слома, поскольку неотвратимо катится к катастрофе, коллапсу».
Мы помним, как в то время в магазинах начали исчезать товары первой необходимости, например, мыло. Сразу начались завывания журналюг о неэффективности социалистической экономики. Причины всеобщего дефицита тогда нам никто не объяснил, а они следующие.
Первым этапом реформы стало разрушение финансовой системы и потребительского рынка. В советском государстве действовала особая финансовая система. В производстве общались безналичные деньги, количество которых определялось межотраслевым балансом, и которые погашались взаимозачетами. По сути, в СССР отсутствовал финансовый капитал и ссудный процент. На рынке потребительских товаров обращались нормальные деньги, получаемые населением в виде зарплаты, пенсий и пособий. Их количество строго регулировалось в соответствии с массой наличных товаров и услуг. Такая система могла действовать при жестком запрете на смешение - запрете на перевод безналичных денег в наличные.
Второй особенностью была принципиальная неконвертируемость рубля. Масштаб цен в СССР был совсем иным, нежели на мировом рынке, и рубль мог циркулировать лишь внутри страны. Поэтому контур наличных денег должен был быть строго закрыт по отношению к внешнему рынку государственной монополией внешней торговли. Такой подход при главенствующей государственной собственности на средства производства обеспечивал достижение социальных благ, не имеющих исторических аналогов.
Закон о государственном предприятии, принятый в 1987 году вскрыл контур безналичных денег – было разрушено их превращение в наличные. Созданные тогда «центры научно-технического творчества молодежи» получили эксклюзивное право на обналичивание безналичных денег.
Следующим разрушителем страны стал закон о кооперативах, принятый в 1988 году. На предприятиях и при местных Советах возникла сеть кооперативов, занятых вывозом товаров за рубеж, что резко сократило их поступление на внутренний рынок. Многие товары при спекуляции давали выручку до 50 долларов на 1 рубль затрат и покупались у предприятий «на корню». Некоторые изделия, например, алюминиевая посуда, превращались в удобный для перевозки лом и продавались как металл.
Кооперативам разрешили открывать счета в банках и получать безналичные деньги от госпредприятий и переводить их в наличные. Предприятия заключали фиктивный договор на некую сумму, которую потом предприятие переводило на счет кооператива, а те уже получали наличные. И после этого вся эта масса безналичных денег, через кооперативы, превратившись в наличные, хлынула на потребительский рынок. Кто создавал кооперативы? Правильно, доверенные лица «партийных товарищей». Секретным распоряжением Совмина курс доллара для «товарищей» был установлен 62 копейки, для народа - 6 рублей 26 копеек.
Платежеспособный спрос резко превысил предложение. В рыночной экономике это должно было привести к резкому скачку цен. Но в СССР цены регулировать государством и остались столь же низкими. В результате население смело все товары.
При плановой системе поддерживалось такое распределение прибыли предприятий: 58% вносится в бюджет государства, 38% оставляется предприятию, в том числе 15% идет в фонды экономического стимулирования - премии, надбавки. В 1990 году из прибыли предприятий в бюджет было внесено 45%, оставлено предприятиям 43%, в том числе в фонды экономического стимулирования 40%. Таким образом, были существенно сокращены взносы в бюджет, но в 2,7 раза увеличены выплаты персоналу и почти ничего не осталось на развитие предприятия. Произошел скачкообразный рост личных доходов вне всякой связи с производством.
Такой рост доходов при одновременном сокращении товарных запасов в торговле привел к краху потребительского рынка. Были введены талоны на получение водки, сахара, ботинок. Был резко увеличен импорт. До 1989 года СССР имел стабильное положительное сальдо во внешней торговле, а в 1990 году было отрицательное сальдо в 10 млрд. рублей.
Развал страны.
Наряду с законами о госпредприятии и кооперации, был принят закон о разграничении полномочий между центром и субъектами федерации. Выйти из Союза стало легко и просто – путем местного референдума. Все, что нажито совместным трудом – берите себе, а международные долги – Россия отдаст.
17 марта 1991 года в Советском Союзе был проведен общенародный референдум по вопросу «Считаете ли Вы необходимым сохранение Союза Советских Социалистических Республик как обновленной федерации равноправных суверенных республик, в которой будут в полной мере гарантироваться права и свободы человека любой национальности?».
Из 185,6 миллиона голосующих граждан СССР в референдуме приняло участие 148,5 миллиона, или 79,58 %. Из них 113,5 миллионов, или 76,43 процента, высказались за сохранение СССР. В соответствии со ст. 29 Закона СССР «О всенародном голосовании» решение, принятое путем референдума, является окончательным, имеет обязательную силу на всей территории страны. Но горбачевская команда плевать хотела на результаты референдума.
6 декабря 1991 года Борис Николаевич несколько часов получал подробные инструкции от Михаила Сергеевича о том, как правильно «пилить» державу. А на следующий день подписал вместе с другими незалежниками позорные Беловежские соглашения. Держава перестала существовать.
Вырождение элиты.
Новое поколение советской послевоенной номенклатуры уже не было детьми общинных крестьян, носителей и творцов самого духа советского проекта. В массе своей это уже были дети партийной интеллигенции первого поколения. Но и те, кто рекрутировался через комсомол из детей рабочих и крестьян, с детства воспитывался в школе, вузе, а потом в партийных школах и академиях так, что формальное знание вытесняло у них то неявное интуитивное знание о советском обществе, которое они еще могли получить в семье.
Беда была и в том, что обществоведение, построенное на историческом материализме – это законченная, крепко сбитая конструкция, которая очаровывает своей простотой и способностью сразу ответить на все вопросы, даже не вникая в суть конкретной проблемы.
Это квазирелигиозное строение, которое освобождает человека от необходимости поиска других источников знания и выработки альтернатив решений. Исторический материализм, к сожалению, не был теорией, способной определять основные пути развития советского общества. Еще при жизни И. Сталин пытался разработать такую теорию и даже давал поручения некоторым ученым, однако и после его смерти такая теория не была создана, что и послужило одной из причин развала СССР.
Инерция развития, набранная советским обществом в 30-50-е годы, еще два десятилетия тащила страну вперед по накатанному и в целом правильному пути. И партийная верхушка питала иллюзию, что она управляет этим процессом. В действительности те интеллектуальные инструменты, которыми ее снабдило обществоведение, не позволяли даже увидеть процессов, происходящих в обществе. Тем более не позволяли их понять и овладеть ими.
Не в том проблема, какие ошибки допустило партийное руководство, а какие решения приняло правильно. Проблема была в том, что оно не обладало адекватными средствами познания реальности. Это как если бы полководец, готовящий большую операцию, вдруг обнаруживает, что его карта не соответствует местности, это карта другой страны.
Однако попытки выстроить теорию развития советского социализма предпринимались неоднократно. Например, в 50-е годы прошлого века на философском факультете МГУ учились будущие выдающиеся философы и социологи: Мамардашвили, Зиновьев, Грушин, Щедровицкий, Левада. Теперь об этой когорте пишут: «Общим для талантливых молодых философов была смелая цель – вернуться к подлинному Марксу». Что же могла обнаружить у «подлинного Маркса» эта талантливая верхушка советских философов для понимания России? Жесткий евроцентризм, крайнюю русофобию и отрицание «грубого уравнительного коммунизма» как реакционного выкидыша цивилизации, тупиковой ветви исторического развития.
С 60-х годов стал постепенно складываться целостный проект ликвидации советского строя. Основания для этого проекта имелись в русской культуре с середины XIX века – как в течении либералов-западников, так и марксистов. Эти основания были обновлены и развиты «шестидесятниками», а затем и тремя течениями диссидентов – социалистами-западниками, консервативными «почвенниками» и патриотами-националистами. В 70-е годы была определена технология, основанная на теории революции Антонио Грамши – подрыв культурной геогемонии общественного строя силами интеллигенции через «молекулярную агрессию» в сознание. Почему, начиная с 60-х годов в советском обществе, стало нарастать ощущение, что жизнь устроена неправильно?
В те годы советское общество изменилось кардинально. Объективно это заключалось в том, что произошла очень быстрая урбанизация, и 70% населения стали жить в городах. В то же время основную активную часть общества стали составлять те, кто родился в 30-40-е годы. Это было принципиально новое для СССР поколение, во многих смыслах уникальное для всего мира. Это были люди, не только не испытавшие сами, но даже не видевшие зрелища массовых социальных страданий.
Человек живет в мире вещей и в мире образов. В сельской жизни сам тип труда и общения удовлетворяет потребность в образах. В 60-е годы быстрая урбанизация породила, особенно у молодежи, «голод на образы», на Западе этот голод утолялся вещами, витринами, индустрией развлечений, а потом и виртуально – рекламой.
На потребности нового, городского общества советское руководство ответило неправильно. Новые потребности были объявлены ненужными, а то и порочными. Было забыто даже предупреждение Маркса: «животное хочет того, в чем нуждается, человек нуждается в том, чего хочет». Сегодня философы перефразируют эту мысль так: «ненужные вещи для человека важнее нужных». Никак не ответив на жизненные, хотя и неосознанные, потребности целых поколений молодежи, родившейся и воспитанной в условиях крупного города, советский строй буквально создал своего могильщика – массы обездоленных.
Достаточно было создать сеть магазинов «повышенной комфортности», а именно, с полными прилавками и продуктами в красивой упаковке – но по повышенным ценам. Расход продуктов в этих магазинах был бы невелик. Но был бы важен демонстрационный эффект, ощущение изобилия и свободы.
Капиталистический Запад – «общество двух третей». Страдания бедной трети очень наглядны и сплачивают «средний класс». В этом смысле Запад поддерживает коллективную память о социальных страданиях, а СССР в 70-х годов эту память утратил. Молодежь уже не верила, что такие страдания существуют. Возникло первое в истории сытое общество, о котором не было ни традиционного, ни научного знания. Его свойства были неизвестны. О том, как оно себя поведет, не могли сказать интуиция и опыт стариков не могли сказать и общественные науки.
Под новыми объективными характеристиками советского общества 70-х годов скрывалась главная, невидимая опасность – быстрое и резкое ослабление, почти исчезновение прежней мировоззренческой основы советского строя. В то время официальное советское обществоведение утверждало, что такой основой является марксизм, оформивший в рациональных понятиях стихийные представления трудящихся о равенстве и справедливости. Эта установка была ошибочной. Мировоззренческой основой советского строя был общинный крестьянский коммунизм. Произошел разрыв между бытием и сознанием, говоря точнее, сознание начало отставать от бытия.
К концу 70-х годов в общественно-активный возраст вошел социокультурный тип, фундаментально отличный от предыдущих поколений. Если бы советский проект исходил из рациональной и реалистичной антропологической модели, то за 50-60-е годы вполне можно было бы подтянуть сознание к бытию. Это значило выработать новый язык, на котором советский проект был бы изложен новому поколению без апелляции к подспудному мессианскому чувству. Однако старики этой проблемы не видели, ибо в них бессознательный большевизм был еще жив. А новое поколение номенклатуры искало ответ на эту проблему в марксизме-ленинизме, где такого ответа не было. Это вызвало идейный кризис.
Пришедшая после Брежнева властная бригада - Горбачев, Яковлев, Шеварнадзе, сформировавшаяся в условиях мировоззренческого вакуума и идеологического застоя, была уже проникнута антисоветизмом. Утверждение, что советский строй является «неправильным», стало с 1986 года официальной установкой, и вскоре было заявлено даже, что перестройка является революцией, то есть ставит целью радикальное изменение общественного строя.
Перестройка как революция в сознании «сверху». Установки массового сознания, кризис мировоззрения был использован и углублен действиями антисоветской части элиты. Вплоть до конца 80-х годов у большинства активных участников этой идеологической работы ее антисоветский смысл не был осознанным – они считали, что действуют ради улучшения системы, следуя лозунгу «больше демократии, больше социализма!».
В результате «культурной программы», которую провела идеологическая машина КПСС, была подорвана легитимность Советского государства, опорочены символы и образы, скреплявшие общество. Идеологическим стержнем перестройки был евроцентризм – идея существования единой мировой цивилизации, имеющей свою «правильную» столбовую дорогу, по которой прошел Запад. Отсюда идея «возврата в цивилизацию» и отказа от «неправильного» советского строя.
Поддержки «снизу» эта кампания не получила, но этого и не требовалось. Общество испытало культурный шок, сознание было приведено в хаос и на идейное сопротивление было неспособно. У людей была подорвана способность делать связанные рациональные умозаключения.
Как пишет С. Г. .Кара-Мурза, «атака на ценности – прелюдия к любой войне. Цель этой атаки – ослабить связанность народа, лишить его коллективной памяти, общего языка и системы координат, в которой он различает добро и зло. В идеале – демонтировать ту центральную мировоззренческую матрицу, на которой собран и воспроизводится народ. Если это удается, народ рассыпается как куча песка». И в перестройку это сделать удалось.
Лишь один, но очень типичный пример ублюдочной сущности «перестройщиков». Главный идеолог перестройки Александр Яковлев в своих воспоминаниях писал: «После XX съезда в сверхузком кругу своих ближайших друзей и единомышленников мы часто обсуждали проблемы демократизации страны и общества. Избрали простой, как кувалда, метод пропаганды «идей» позднего Ленина. Группа истинных, а не мнимых реформаторов разработали следующий план: авторитетом Ленина ударить по Сталину, по сталинизму. А затем, в случае успеха, Плехановым и социал-демократией бить по Ленину. Советский тоталитарный режим можно было разрушить только через гласность и тоталитарную дисциплину партии, прикрываясь при этом интересами совершенствования социализма. Оглядываясь назад, могу с гордостью сказать, что хитроумная, но весьма простая тактика - механизмы тоталитаризма против системы тоталитаризма - сработала».
Таким образом, крушение советского проекта было делом умышленным, целенаправленным и исключительно субъективным. Держава вполне могла пройти горнило экономической модернизации, сохранив социалистические приоритеты. Опыт Китая свидетельствует, что при определенных условиях социализм и либеральные экономические свободы совместимы. Поэтому можно уверенно утверждать, что перезагрузка социалистического проекта вполне возможна, но уже не в виде нового СССР. Это будет совсем другой проект, хотя социалистические ценности в нем будут превалировать.
Валерий Бухвалов,
доктор педагогических наук
