Принципиальное отличие традиционного общества от западного состоит в том, что в нем всегда есть ядро этических ценностей, признаваемых общими для всех членов общества - «неписанный закон». Само западное общество и возникло через расчленение этой общей этики на множество частных, профессиональных этик ¾ коммерческой, административной, политической. В большой мере очистив отношения людей от внерациональных сил, заменив ценности ценой, гражданское общество приобрело большую устойчивость, стало нечувствительным к потрясениям в сфере идеалов. Так, оно стало полностью равнодушным к проблеме признания социального порядка справедливым или несправедливым ¾ критерий справедливости исключен из процесса легитимации общественного строя.
Напротив, для традиционного общества идеал справедливости играет огромную роль в обретении или утрате легитимности. Ведущий современный философ либерализма Ф. фон Хайек в своей книге «Дорога к рабству» подчеркивал, что возникновение в обществе каких-то общих этических идеалов означает его сдвиг к социализму.
В фундаментальной многотомной «Истории идеологии», по которой учатся в западных университетах, читаем: «Гражданские войны и революции присущи либерализму так же, как наемный труд и зарплата к капиталу. Демократическое государство ¾ исчерпывающая формула для народа собственников, постоянно охваченного страхом перед экспроприацией … Гражданская война является условием существования либеральной демократии. Через войну утверждается власть государства так же, как «народ» утверждается через революцию, а политическое право ¾ собственностью … Таким образом, эта демократия есть не что иное, как холодная гражданская война, ведущаяся государством».
На уровне религиозного сознания главное изменение в представлении о человеке на Западе произвела протестантская Реформация в Европе. Она отвергла идею коллективного спасения души, религиозное братство людей. Именно эта идея и соединяла ранее людей в христианстве: все люди ¾ братья во Христе, он за всех нас пошел на крест. На Западе, напротив, возник религиозно обоснованный индивидуализм. Это общество возникло на идее предопределенности. Это значит, что люди изначально не равны, а делятся на меньшинство, избранное к спасению души, и тех, кому предназначено погибнуть в геенне ¾ отверженных.
Вот фундаментальное утверждение кальвинистов: «Хотя и говорят, что Бог послал сына своего для того, чтобы искупить грехи рода человеческого, но не такова была его цель: он хотел спасти от гибели лишь избранных. Шотландские пуритане даже не допускали к крещению детей тех, кто отвергнут Богом, например, пьяниц. Это ¾ отход от сути христианства назад, к идее «избранного народа». Видимым признаком избранности стало богатство. Бедность ненавиделась как симптом отверженности. Кальвин настрого запретил подавать милостыню, принятые в Англии «Законы о бедных» поражают своей жестокостью.
Чтобы возникло гражданское общество, надо было полностью уничтожить, растереть в прах общину с ее чувством братства и дружбы. Читались проповеди, разоблачающие дружбу как чувство иррациональное. Макс Вебер, показывая, как из всего этого вырос «дух капитализма», приводит массу примеров, каждый из которых поражает глубиной перестройки, обрушившийся на Европу.
Важным идеологическим следствием из религиозного деления людей на избранных и отверженных, дополненного идеями социал-дарвинизма, стал расизм, которого не существовало в традиционном обществе. Вначале он развился в отношении народов колонизуемых стран, особенно в связи с работорговлей, затем был распространен на отношения классов в новом обществе самого Запада.
В XIX веке основатели политэкономии говорят о «расе рабочих», а премьер министр Англии Дизраэли о «расе богатых» и «расе бедных». Пролетарии и буржуа стали двумя разными расами.
Как же социал-демократы «окультурили» этот расово-классовый конфликт? Доказав, что выгоднее не оскорблять рабочих, а обращаться с ними вежливо, как с равными. Так же теперь обращаются с неграми. Но социал-демократы были частью этого процесса: отказавшись от «призрака коммунизма», они приняли расизм. В этом смысле социал-демократия уходит корнями и протестантизм, а коммунизм ¾ в ранее христианство, к которому ближе всего Православие.
В России не произошло протестантской Реформации, а идеи Просвещения и научной революции не произвели идеологического переворота, потому что они внедрялись в культурную среду России постепенно и без религиозного подкрепления. Представления Гоббса вообще не были восприняты, как социал-дарвинизм, то есть идея, что среди людей, как и в дикой природе, идет борьба за существование, в которой слабые должны гибнуть. В России была даже развита особая ветвь дарвинизма, делающая удар не на борьбе за существование, а на взаимопомощи ¾ даже в приложении к животному миру.
И отцы церкви, и «отцы коммунизма» считали, что то поведение, к которому они громогласно призывали ¾ в интересах спасения души и благоденствия их паствы. Поэтому и не могло стоять задачи внушить ложные цели и желания и скрывать акцию духовного воздействия. Конечно, представления о благе и потребностях людей у элиты и большей или меньшей части населения могли расходиться, вожди могли жестоко заблуждаться. Но они не «лезли под кожу», а дополняя власть Слова прямым подавлением.
На какой же духовной матрице вырастала «социальная защита»? На благотворительности, из которой принципиально была вычищена человечность. Социал-демократия произвела огромную работу, изживая раскол между обществом и «расой отверженных», превращая подачки в социальные права. Только поняв, отчего она шла, можно в полной мере оценить гуманистический подвиг социал-демократов. Но в России начинали совершенно с иной базы ¾ с человека, который был проникнут солидарным чувством.
Глупо считать это лучшим или худшим по отношению к Западу ¾ это иное. Не может уже Россия пройти путь Запада, что же тут поделать! Не было у русских рабства, да и феодализм захватил небольшую часть России и очень недолгое время. А капитализм вообще быстро сник. Русский коммунизм исходит из совершенно другого представления о человеке, поэтому между ним и западной социал-демократией ¾ не тротуар и даже не мостик, а духовная пропасть. Но именно духовная, а не политическая.
Коммунизм вытекает из идеи общины, а социал-демократия ¾ из идеи общества. Разное у них равенство. В общине люди равны как члены братства, что означает одинаковости. В обществе, напротив, люди равны как атомы, как индивидуумы с одинаковыми правами перед законом. Но вне этих прав, в отношении к Богу они не равны и братства не составляют. Гражданское общество имеет своим истоком идею о предопределенности. Это значит, что люди изначально не равны, а делятся на меньшинство, избранное к спасению души, и тех, кому предназначено погибнуть в геенне ¾ отверженных. Вот какие идеалы нам сегодня навязывают, когда ценности заменяются ценами. Правда, открыто об этом предпочитают не говорить.
Именно глубинные представления о человеке, а не социальная теория, породили русскую революцию и предопределили ее характер. Ленин, когда решил сменить название партии с РСДРП на РКП (б), понял, что революция занесла не туда, куда он предполагал ¾ она не то чтобы «проскочила» социал-демократию, она пошла по своему, иному пути.
В этом и есть суть развода коммунистов с социал-демократами: в России сочли, что можно не проходить через страдания капитализма, а проскочить сразу в пострыночную жизнь. Идея народников победила в большевизме, как ни старался поначалу Ленин следовать за Марксом. И мы убедились, что это было возможно.
Валерий Бухвалов, Dr.paed.
