Россия в конце XIX и начале XX века была страной периферийного капитализма. А внутри ее крестьянство было как бы «внутренней колонией» ¾ периферийной сферой собственных капиталистических укладов. Его необходимо было удержать в натуральном хозяйстве, чтобы оно, «самообеспечиваясь» при очень низком уровне потребления, добывало зерно и деньги, на которые можно было бы финансировать, например, строительство необходимых для капитализма железных дорог. Крестьяне были для капитализма той «природой», силы которой ничего не стоят для капиталиста. О том, как в России пытались капитализировать сельское хозяйство и что из этого вышло прекрасно написано в книге С.Г. Кара-Мурзы «Советская цивилизация».
В 1902 году по всей черноземной полосе Украины и Центра прошла полоса восстаний. По сути, началась крестьянская революция, на фоне которой наступил 1905 год. В этих условиях начать жесткую реформу по развалу общины ¾ значило пойти ва-банк. Ведь реформа предполагала создать «крепких хозяев» ¾ но одновременно и массу разоренных людей. Что перевесит? «Столпы общества» предупреждали: если реформа не увенчается успехом, ее результатом будет как раз революция.
В 1906 году, став премьером, П. Столыпин начал лихорадочно проводить план в жизнь. С одной стороны, поощрялся выход из общины и переселение безземельных в Сибирь, давались даже небольшие ссуды. С другой стороны, жестоко каралось всякое сопротивление крестьян разделу общины. Толстой был категорически против частной собственности на землю, и толково объяснял, почему это гибельно для России. Он писал об указе 9 ноября 1906 года о выходе из общины и закреплении надельной земли в частную собственность: «Крестьяне знают, что все попытки освобождения их от земельного рабства всегда разбивались об закоснелость царского правительства, которое в насмешку над их законными требованиями дало им закон 9 ноября, вносящий только еще новое зло в их отчаянное положение».
В своих делах Столыпин вошел в непримиримый конфликт с русской жизнью ¾ как умом, так и сердцем. В области разума, ему противостояла русская агрономическая мысль, воплощенная в А.В. Чаянове. А в области духа ему противостоял Лев Николаевич Толстой, выразитель философии крестьянства, «зеркало русской революции». Тот, кто преклоняется перед Столыпиным, неминуемо отвергает и Чаянова, и Толстого ¾ они с ним несовместимы.
Вспомним замысел реформы Столыпина. После отмены крепостного права в 1861 году крестьян оставили почти без земли. Было утверждено «временнообязанное» состояние ¾ крестьяне были обязаны продолжать барщину или оброк до выкупа земли. Почему-то решили, что это продлится 9 лет, а за это время крестьяне накопят денег на выкуп. На деле это затянулось до 1881 года, и пришлось издать закон об обязательном выкупе.
Чтобы закрепить крестьян на земле, заставить их выкупать землю и облегчить сбор податей, помещики и правительство ужесточили круговую поруку ¾ усилили власть общины, затруднили выход из нее. Но сама община менялась и развивалась ¾ и превратилась в организатора сопротивления и борьбы. Поскольку все помыслы Столыпина были направлены на модернизацию при сохранении помещичьей собственности, он стал вождем тех сил, которые начали уничтожать общину. В этом и была суть реформы. Задумано было так: если принудить к выходу из общины с наделом, то произойдет быстрое расслоение крестьян, богатые скупят все наделы и станут фермерами, а остальные ¾ батраками. Получится капитализм на селе, опора строя.
Реформа Столыпина была исключительно важна тем, что она послужила для всего русского общества наглядным экспериментом. В результате нее было насильно создано типично капиталистическое землевладение, которое, казалось бы, давало возможность организовать крупные фермы, нанять сельскохозяйственных рабочих и получать предусмотренную марксизмом прибавочную стоимость. Как следует из трудов Ленина, так и должно было бы произойти, ибо ферма, по его мнению, ¾ политэкономически несравненно более эффективное предприятие, нежели крестьянский двор.
Жизнь показала ошибочность выводов Ленина и его согласия с Каутским: вопреки мощному политическому и экономическому давлению крестьянство не исчезало, а оказывалось жизнеспособнее и эффективнее, чем фермы. В 1913 году 89% национального дохода, произведенного в сельском хозяйстве европейской части России, приходилось на крестьянские хозяйства ¾ в 10 раз больше, чем на капиталистические. Значит, насаждавшиеся правительством фермы были менее эффективны. Поэтому и помещики, и скупившие землю кулаки не устраивали ферм, а сдавали землю в аренду крестьянским дворам.
Вот что показали имитационные модели двух вариантов развития сельского хозяйства России ¾ по схеме реформы Столыпина и по прежнему пути, через крестьянское землепользование и сохранение общины. Без реформы социальная структура деревни в 1912 г. была бы такой: бедняки ¾ 59,6, середняки ¾ 31,8, зажиточные ¾ 8,6%. Реально в ходе реформы соотношение стало 63,8 : 29,8: 6,4. Заметный социальный регресс. Если бы столыпинская реформа продолжалась еще 10 лет, как и было предусмотрено, то социальная структура ухудшилась бы еще сильнее, до 66,2 : 28,1 : 5,5.
Тяжелым, но предельно показательным экзаменом для двух типов хозяйства ¾ трудового и частного ¾ стала Первая мировая война. К концу 1916 года в армию было мобилизовано 14 млн. человек, село в разных местах потеряло от трети до половины рабочей силы. Как же ответило на эти трудности хозяйство ¾ крестьянское и буржуазное? По всей России к 1915 году посевная площадь крестьян под хлеба выросла на 20%, а в частновладельческих хозяйствах уменьшилось на 50%. В 1916 году у частников вообще осталась лишь четверть тех посевов, что были до войны. В трудных условиях крестьянское хозяйство оказалось несравненно более жизнеспособными.
Сегодня, когда в целом индустриальная цивилизация переживает довольно тяжелый кризис, в развитых странах возник большой интерес к крестьянству. Запад крестьянство давно ликвидировал, превратил в фермерство ¾ капиталистическое предприятие на земле. Но сейчас уже ясно: будущее, постиндустриальное сельское хозяйство ¾ за крестьянством. Только хозяйство, организованное по-крестьянски, а не по-фермерски, сможет накормить человечество и не разрушить среду обитания. Поэтому изучают крестьянство в Индии, Китае, Японии, Египте, Испании. На главная сокровищница крестьянской цивилизации ¾ Россия.
Но вернемся назад, к крестьянской общине. Самым дальновидным из марксистов в отношении общины оказался сам Маркс. Он увидел в сельской общине возможность перейти к крупному земледелию и в то же время избежать мучительного пути через капитализм. Маркс писал в 1881 году:
«Россия ¾ единственная европейская страна, в которой «земледельческая община» сохранилась в национальном масштабе до наших дней. Она не является, подобно Ост-Индии, добычей чужеземного завоевателя. В то же время она не живет изолированно от современного мира. С одной стороны, общая земельная собственность дает ей возможность непосредственно и постепенно превращать парцеллярное и индивидуалистическое земледелие в земледелие коллективное, и русские крестьяне уже осуществляют его на лугах, не подвергшихся разделу. Физическая конфигурация русской почвы благоприятствует применению машин в широком масштабе. Привычка крестьянина к артельным отношениям облегчает ему переход от парцеллярного хозяйства к хозяйству кооперативному … С другой стороны, одновременное существование западного производства господствующего на мировом рынке, позволяет России ввести в общину все положительные достижения добытые капиталистическим строем».
Как заметил современный исследователь крестьянства Т. Шанин: «Маркс в меньшей степени, чем Ленин, был озабочен тем, чтобы оставаться марксистом. В 1881 году это привело его более прямым путем к выводам, к которым Ленин пришел только в 1920-х годах».
При этом всем было очевидно, что вести хозяйство на крупных участках выгоднее: трудозатраты на десятину составляли в хозяйствах до 5 десятин - 22,5 дней, а в хозяйствах свыше 25 десятин ¾ 6,1 день. Значит, переход к капиталистическим фермам нес крестьянам такие потери, которые перекрывали огромную выгоду. Этого не видел в 1899 году Ленин, зажатый в рамки политэкономии западного капитализма. Маркс верно сказал, что крестьянин ¾ «непонятный иероглиф для цивилизованного ума».
Общинное право запрещало продавать и даже закладывать землю. Почему же крестьяне его поддерживали? Потому что знали, что в их тяжелой жизни чуть ли не каждый попадет в положение, когда отдать землю за долги или пропить ее будет казаться наилучшим выходом. И потерянное не вернешь. Не вполне распоряжаться своим урожаем, а сдавать в общину часть его для создания неприкосновенного запаса на случай недорода ¾ стеснение. Но в каждой крестьянской семье была жива память о голодном годе, когда этот запас спасал жизнь. И это тоталитарное общинное правило, гарантирующее выживание, ценилось крестьянами выше глотка свободы. Как говорили сами крестьяне: «Если нарушить общину, нам и милостыню не у кого попросить будет».
Вообще спор о земледельческой общине можно считать законченным после двух исторических экспериментов: реформы Столыпина и Октябрьской революции 1917 года. Получив землю, крестьяне повсеместно и по своей инициативе восстановили общину. В 1927 году в РСФСР 91% крестьянских земель находился в общинном землепользовании. Как только история дала русским крестьянам короткую передышку, они определенно выбрали общинный тип жизнеустройства. И если бы не грядущая война и жестокая необходимость в форсированной индустриализации, возможно, более полно сбылся бы проект государственно-общинного социализма народников.
Кто же оказался прав: Чаянов и Толстой, вместе с критиками реформы ¾ или Столыпин? История ответила четко: реформа Столыпина провалилась она прямо привела к революции. Причина ¾ не в ошибках, слабостях и даже не в нехватке средств. Причина ¾ в несоответствии идей Столыпина интересам основной массы крестьянства и реальности периферийного капитализма.
Поразительно, что во время перестройки Столыпин стал кумиром той самой части интеллигенции, которая больше всего говорила о нравственности и ненавидела КГБ. Как они могли согласовать это с таким важным наблюдением С.Ю. Витте: «В своем беспутном управлении Столыпин не придерживался никаких принципов, он развратил Россию, окончательно развратил русскую администрацию, совершенно уничтожил самостоятельность суда … Столыпин развратил прессу, развратил многие слои русского общества, наконец, он развратил и уничтожил всякое достоинство Государственной думы, обратив ее в свой департамент».
Поразительно, что во время перестройки Столыпин стал кумиром той самой части интеллигенции, которая больше всего говорила о нравственности и ненавидела КГБ. Как они могли согласовать это с таким важным наблюдением С.Ю. Витте: «В своем беспутном управлении Столыпин не придерживался никаких принципов, он развратил Россию, окончательно развратил русскую администрацию, совершенно уничтожил самостоятельность суда … Столыпин развратил прессу, развратил многие слои русского общества, наконец, он развратил и уничтожил всякое достоинство Государственной думы, обратив ее в свой департамент».
Именно Столыпин организовал провокацию, которая привела к разгону II Государственной думы 3 июня 1907 года. Охранка, скорее всего, подбросила одному депутату от социал-демократов «наказ» солдатам столичного гарнизона с призывом к вооруженному восстанию, затем устроила обыск и этот «наказ» обнаружила.
1 июня Столыпин потребовал от Думы разрешения на арест депутатов социал-демократов, но Дума даже не успела этот вопрос рассмотреть и отказать или согласиться с требованием, как ее распускали указом царя. Это вошло в историю как «переворот 3 июня».
Валерий Бухвалов, Dr.paed.