Весь XX век Россия жила в сильном поле большой мировоззренческой конструкции, называемой русский коммунизм. Русский коммунизм – сплетение очень разных течений. По мнению известного российского эксперта и левого теоретика С. Кара-Мурзы в самой грубой форме русский коммунизм представляет собой синтез двух блоков, которые начали соединяться в ходе революции 1905–1907 годов и стали единым целым перед Великой отечественной войной.
Святой преподобный Сергий Радонежский ввел общежительный устав монастырской жизни. В отличие от особножитных монастырей, где был индивидуальный быт и хозяйство, в общежительных монастырях монахи живут как единое целое, ведется общее хозяйство, общая трапеза, имеются общие помещения, мастерские. «Частная собственность строго воспрещена». Хозяйство общежительных монастырей основано на общественном разделении труда и его специализации. Эти монастыри стали заниматься благотворительностью, строили богадельни, приюты. Если за сто лет (1240-1340 гг.) возникло 3 десятка монастырей, то в следующем столетии при Сергии Радонежском и после него – 150. Большинство новых монастырей с середины XIV –го и до конца XV вв. было создано среди лесов Костромского, Ярославского и Вологодского Заволжья. Они служили для крестьян « … и хозяйственным руководителем, и ссудной кассой, и приходской церковью, и, наконец, приютом под старость». Окрестный мир крестьян смотрел на жизнь монастырей и перенимал принципы их бытия». Так оценивал значение хозяйственно-бытовой роли общежительных монастырей известный историк В.О. Ключевский.
Все свои надежды в конструировании концепции русского социалистического общества А.И. Герцен возложил на крестьянскую общину и рабочую артель. В происходящем ныне геноциде русской нации ненавистники и губители во многом исходит из античеловечной теории Мальтуса. У Герцена же отстаивается национальный и социальный нравственный принцип, противоположный мальтузианству: община предоставляет каждому без исключения место за своим столом. Земля принадлежит общине, а не отдельным ее членам или другим собственникам. Член общины не может, да и не имеет надобности передавать ее по наследству.. Его сын, едва достигает совершеннолетия, приобретает право, даже при жизни своего отца, потребовать от общины земельный надел. По смерти каждого из членов семьи земля опять переходит к общине.
Глубокая ошибка наших интеллигентных людей, писал Достоевский, «в том, что они не признают в русском народе Церкви. Я не про здания церковные теперь говорю и не про причты, я про наш русский социализм теперь говорю, цель и исход которого – всенародная и вселенская Церковь, осуществленная на земле, поколику земля может вместить ее. Я говорю про неустанную жажду в народе русском, всегда в нем присущую, великого, всеобщего, всенародного всебратского единения во имя Христово. И если нет еще этого единения, если не созижделась еще Церковь вполне, уже не в молитве одной, а на деле, то все-таки инстинкт этой Церкви и неустанная жажда ее, иной раз даже почти бессознательная в сердце многомиллионного народа нашего, несомненно, присутствуют. Не в коммунизме, не в механических формах заключается социализм народа русского: он верит, что спасется лишь, в конце концов, всесветным единением во имя Христово. Вот наш русский социализм!».
Можно возразить, что Достоевский лишь пользуется словом «социализм», а на самом деле имеет в виду нечто совершенно иное – «всенародную и вселенскую церковь, осуществленную на земле, поскольку на земле то возможно». Однако Н. Бердяев в книге «Истоки и смысл русского коммунизма» признал: «Достоевский враг атеистического социализма, как соблазна Великого Инквизитора … Но он менее всего защитник старого буржуазного мира. Он тоже социалист на почве Православия, социалист со Христом … Достоевский проповедовал духовный коммунизм».
Первый блок – то, что Макс Вебер назвал «крестьянским общинным коммунизмом». Второй – русская социалистическая мысль, которая к началу XX века взяла как свою идеологию марксизм.
Оба эти блока были частями русской культуры и имели сильные религиозные компоненты. Общинный коммунизм питался «народным православием», не вполне согласным с официальной церковью, со многими ересями, имел идеалом град Китеж - «Царство Божье на земле». Социалисты следовали идеалам прогресса и гуманизма. Революция 1905 года – дело общинного коммунизма, она произошла почти без влияния второго блока.
После этой революции произошел раскол российских марксистов, и их «более русская» часть пошла на смычку с общинным коммунизмом. Это и стало основанием концепции «союза рабочего класса и крестьянства», которая является ересью для марксизма. Возник большевизм, передовой эшелон русского коммунизма.
Соединение в русском коммунизме двух мировоззренческих блоков было в российском обществе уникальным. Ни один другой большой проект такой структуры не имел – ни народники и их наследники эсеры, ни либералы-кадеты, ни марксисты-меньшевики, ни консерваторы-модернисты, ни консерваторы-реакционеры, ни анархисты. В то же время большевизм многое взял у всех этих движений.
Большевизм преодолел цивилизационную раздвоенность России, соединил «западников» и «славянофилов». Это произошло в советском проекте, где удалось произвести синтез космического чувства русских крестьян с идеалами Просвещения и прогресса. Это – исключительно сложная задача, и надо удивляться тому, что ее удалось выполнить.
Советский проект был большим проектом модернизации России, но, в отличие от Петра I и Столыпина, не в конфронтации с традиционной Россией, а с опорой на ее главные устои. Прежде всего, на культурные ресурсы русской общины, о чем мечтали народники. Этот проект был в главном реализован – в виде индустриализации и модернизации деревни, культурной революции и соединяя системы народного образования, науки и армии.
В проекте большевиков шло быстрое развитие интеллектуального аппарата марксизма, основанного на картине мира классической науки, что привело к преодолению механистического детерминизма, свойственного историческому материализму. Ленин и близкие к нему интеллектуалы в большой степени, чем другие политические течения, сумели интегрировать в одну доктрину методологию марксизма, общинный крестьянский коммунизм и связанное с ним «народное» православие, концепцию М. Бакунина о союзе рабочего класса и крестьянства и концепцию «некапиталистического пути развития» народников.
В августе 1915 года Ленин высказал мысль: «Неравномерность экономического и политического развития есть безусловный закон капитализма. Отсюда следует, что возможна победа социализма первоначально в немногих, или даже в одной, отдельно взятой капиталистической стране. Победивший пролетариат этой страны, экспроприировав капиталистов и организовав у себя социалистическое производство, встал бы против остального, капиталистического мира, привлекая к себе угнетенные классы других стран». По отношению к классическому марксизму это утверждение Ленина опять-таки ересь.
В среде большевиков были развиты системные идеи, например, А.А. Богданов стал творцом первой теории систем. В целом, в программе большевиков к 1917 году присутствовало видение России как большой динамической системы в переходном состоянии и уделялось большое внимание структурному анализу общественных процессов. Советская власть успешно выполнила едва ли не главную задачу государства – задачу целеполагания, собирания общества на основе понятной цели и консолидирующего проекта.
Г. Уэллс, назвав Ленина кремлевским мечтателем, в то же время признал, что его партия «была единственной организацией, которая давала людям единую установку, единый план действий, чувство взаимного доверия. Это было единственно возможное в России идейно сплоченное правительство».
В одной из последних работ, 6 января 1923 г. Ленин пишет: «Нам наши противники не раз говорили, что мы предпринимаем безрассудное дело насаждения социализма в недостаточно культурной стране. Но они ошиблись в том, что мы начали не с того конца, как полагалось по теории, и что у нас политический и социальный переворот оказался предшественником тому культурному перевороту, той культурной революции, перед лицом которой мы все-таки теперь стоим. Для нас достаточно теперь этой культурной революции, чтобы оказаться вполне социалистической страной».
Одной из первых программ советской власти была программа подключения детей и юношества всех народов СССР, и, прежде всего, русского народа, к русской классической литературе. А.С. Панарин пишет: «Юноши и девушки, усвоившие грамотность в первом поколении, стали читать Пушкина, Толстого, Достоевского – уровень, на Западе относимый к элитарному. Нация совершила прорыв к родной классике, воспользовавшись всеми возможностями нового идеологического строя: его массовыми библиотеками, массовыми тиражами книг, массовыми формами культуры, клубами и центрами самодеятельности, где «дети из народа» с достойной удивления самоуверенностью примеряли на себя костюмы байронических героев и рефлектирующих «лишних людей».
Если сравнить это с типичным чтивом американского массового «потребителя культуры» контраст будет потрясающим. После этого трудно однозначно отвечать на вопрос, кто действительно создал новую национальную общность советский народ: массово тиражируемая новая марксистская идеология или не менее массово тиражируемая и вдохновенно читаемая литературная классика.
Главные задачи строительства социалистического общества удалось решить во многом потому, что за полвека до Октября в русской культуре возникла уникальная гамма крупных социально-философских учений, в которых были продуманы целые цивилизационные проекты: народничество, анархизм, русский либерализм, монархический традиционализм, социал-демократизм, русский коммунизм, православный социализм.
При всей несхожести этих течений все они участвовали в создании образов идеального, желаемого и возможного государства России. Русское «общество знания» привело огромный и длительный «мысленный эксперимент». Литература донесла вопросы и ответы этого эксперимента до широких народных масс в художественных образах – лучше, чем это могла бы сделать научная философия. Лев Толстой, например, был не только «зеркалом русской революции», но и ее учителем.
С 1924 года концепцию строительства социализма в одной стране стал систематически развивать Сталин, вытесняя из руководства партии тех, для кого «всемирная пролетарская революция» была необходимым условием для социализма в СССР. Важная и большая работа по анализу и проектированию будущего велась в советском обществе в процессе дискуссий, как с западными социал-демократами, так и с коммунистами Запада и Востока. Речь шла о двух больших мировых проектах движения к справедливому и солидарному обществу – о социал-демократии и коммунизме. То знание, которое было получено по этому вопросу в 20-30-е годы, актуально и сегодня.
История для социал-демократии не движение к идеалу, а уход от дикости от жестокости родовых травм цивилизации капитализма – но без отрицания самой этой цивилизации. Это – постепенная гуманизация, окультуривание капитализма без его отказа от самого себя. Социал-демократия выросла там, где человек прошел через горнило Реформации. Она очистила мир от святости, от «призраков» и надежды на спасение души через братство людей. Демократия на Западе означала превращение общинного человека в индивида, который имел равное с другими право голоса. Но он не имел социальных прав. Социал-демократия – движение к обществу, в котором индивид наделяется и социальными правами.
Коммунизм вытекает из идеи общины, а социал-демократия – из идеи общества. Социал-демократия уходит корнями в протестантизм, а коммунизм – в раннее христианство, к которому ближе всего Православие. Рабочее движение Запада, следуя принципам социал-демократии, завоевало многие социальные блага, которые вначале отрицались буржуазным обществом, ибо мешали природе вершить свой суд над «слабыми». Хлебнув дикого капитализма, рабочие стали разумно объединяться и добиваться социальных прав и гарантий. Социал-демократия произвела огромную работу, изживая раскол между обществом и «расой отверженных», превращая благотворительность в социальные права. Только поняв, от чего она шла, можно в полной мере оценить гуманистический подвиг социал-демократов.
В России начинали совершенно с иной базы – с человека, который был проникнут солидарным чувствам. Это иной культурно-исторический тип. Не было в России рабства, да и феодализм захватил небольшую часть России и на недолгое время, а капитализм быстро сник. Русский коммунизм исходит из совершенно другого представления о человеке, поэтому между ним и западной социал-демократией пропасть. Но именно духовная, а не политическая.
В марксизме и в русском коммунизме были общие черты, которые делали возможным их взаимодействие, но в то же время создавали и предпосылки для конфликта, который впервые выразился в расколе на большевиков и меньшевиков. Вплоть до 60-х годов ХХ века симбиоз советского строя и марксизма был одинаково необходим «обеим сторонам». Без этого симбиоза марксизм стал бы достоянием истории. Но, опершись на русский коммунизм, марксизм как интеллектуальное течение позже стал одним из соучастников его разгрома.
Валерий Бухвалов,
доктор педагогических наук
