Марксизм в Советском Союзе ¾ не просто научная теория, подлежащая, как и все в науке, обсуждению и критике, а единственно верная, непогрешимая во всех своих составных частях, идеология, знающая ответы на все вопросы жизни. Вопреки желанию Маркса и Энгельса покончить со всякой идеологией, заменив ее наукой, именно в России их учение было превращено в идеологию по преимуществу, причем сначала партийную, а затем государственную, считает доктор философских наук В. Межуев.
Уже одним этим отношение к марксизму в России отличалось от европейского, ¾ значительно более трезвого и критического. Свою законченную форму это отношение получит после появления на русской политической сцене партии большевиков. Большевики не только объявили марксизм своей партийной идеологией, предметом своего монопольного владения, но придали ему вид, который и сегодня для многих россиян является единственно подлинной версией марксизма.
Своим происхождением большевизм обязан не марксизму ¾ искать в учении Маркса его корни, как это делают многие критики марксизма, вряд ли правильно, а специфическим условиям русской истории и русской революции. Большевизм возник в стране, стоявшей перед необходимостью ускоренной модернизации - индустриализации в первую очередь в условиях исторической и культурной неготовности к ней большинства населения. Перед большевиками стояли две крупные исторические задачи, которые необходимо было решить.
Первая задача ¾ крестьянская. Большая часть российского крестьянства ¾ основное население страны ¾ жила в условиях общинно-патриархальной деревни, что служило главным тормозом на пути модернизации страны, ее перехода к капиталистической системе отношений. Не государство, а именно сельская община привязывала Россию прочными канатами к традиционному укладу жизни. Можно ли демократическими средствами сломить сопротивление общины? Нет нельзя, поэтому коллективизация была насилием, однако насилием ради блага всего народа страны. Доказательством тому была Победа в Великой Отечественной войне.
Вторая задача ¾ национальная. Не в том дело, что Россия ¾ многонациональная страна, таких стран много, а в том, что каждый народ живет здесь на своей исторической территории, сохраняет связь со своими богами, языком, традициями и культурой, так и не успевшими переплавиться в одном общем котле. Что может заставить эти народы жить вместе, в одном государстве?
Опыт существования многонациональных государств подобного типа свидетельствует не в пользу демократии. Любая попытка демократизации тут же приводит к их распаду по национальным границам, последним примером чему может служить Югославия, а до нее ¾ все европейские империи, включая царскую Россию. И не всегда этот распад означает переход к демократии, у власти обычно оказываются радикальные в своем национализме партии и движения.
Образованный по инициативе большевиков СССР явился наиболее грандиозной в ХХ веке попыткой сохранить целостность государства при наличии множества образующих его народов и наций, но и эта попытка, как выяснилось, была не слишком демократической. И опять, как и в предыдущем примере, война доказала, что создание СССР было правильным решением.
Будучи основателем большевистской партии, Ленин никогда не претендовал на роль теоретика марксизма, еще одного его классика, считая себя лишь учеником Маркса. Так, собственно, его и оценивали при жизни. В лучшем случае ему отводилась роль выдающегося политического практика, призванного воплотить учение Маркса в жизнь ¾ если не в мировом масштабе, то хотя бы в масштабе собственной страны. Если Маркс ¾ гений мысли, то Ленин, по оценке его ближайшего окружения, ¾ гений революционного действия. Но революционное действие – это революция и диктатура пролетариата, так утверждал Маркс.
Но откуда взяться в России революционному пролетариату ¾ продукту зрелого капитализма? Тогда о какой диктатуре пролетариата может идти речь, если нет рабочего класса? В этом пункте Ленин, считавший себя ортодоксальным марксистом, пытается выдать за марксизм то, что им вовсе не является. В отсутствии пролетариата как революционного класса его вполне может заменить революционная партия пролетариата.
Если авторы «Манифеста «Коммунистической партии» видели в партии политическую организацию реально происходящего рабочего движения, то Ленин превратил партию в самостоятельную и профессионально организованную политическую силу, инициирующую, направляющую и возглавляющую это движение.
Для Маркса и Энгельса без пролетариата, осознавшего свою революционную силу, нет партии, для Ленина без партии нет, и не будет революционного пролетариата. В связке «класс» и «партия». Ленин ставит партию на первое место, видя в ней главное условие превращения пролетариата из «класса в себе» в «класс для себя».
На первых порах задачей партии, как считал Ленин, является «внесение революционного сознания» в рабочие массы, до которого они сами никогда не поднимутся. Уже такая постановка вопроса расходилась со взглядами Маркса, несравненно более высоко оценивавшего возможности европейского пролетариата.
Ставка не на класс, а на организованную и вооруженную партию, формирующуюся в условиях подполья, достаточно ясно говорит о том, что означает такая революция. По существу она отождествляется с политическим заговором и военным переворотом. Октябрьская революция, назвавшая себя пролетарской, осуществлялась большевиками именно по такому сценарию.
Ленинизм ¾ это закамуфлированная под марксизм российская версия заговорщической организации, ставшей перед собой задачу въехать во власть на плечах неминуемой буржуазно-демократической революции. В России идейными предтечами этой версии были не Маркс и Энгельс, а Чернышевский, Ткачев, Нечаев, некоторые другие представители русского революционного народничества. Именно в этой версии марксизм был сведен к апологии насильственного захвата власти, что сделало его в глазах мировой общественности антидемократическим пугалом, идеологией политического волюнтаризма.
В интерпретации Ленина в диктатуре пролетариата упор делается даже не на пролетариат, а на диктатуру. А поскольку пролетариат реально существовал для Ленина лишь в лице его авангарда ¾ партии большевиков, диктатура пролетариата свелась у него фактически к власти не класса даже, а партии, никем, естественно, не избираемой и потому осуществляющей свою власть диктаторскими методами.
Внутрипартийная дисциплина с ее принципами «демократического централизма» и идеологического монизма становится нормой жизни для всего общества, а сама партия обретает значение негосударственного органа власти, диктующего всему обществу свои законы и приоритеты. Это и было политическим открытием ленинизма ¾ чем-то принципиально новым, небывалым во всей предшествующей истории политической мысли. С марксизмом оно не имеет ничего общего.
Расхождение большевизма с марксизмом станет особенно очевидным после того, как большевики, придя к власти, распростятся с мечтой о мировой революции и заговорят о «построении социализма в одной стране». Но как строить то, о чем ничего не знаешь? И у Маркса на эту тему практически ничего не сказано.
Если первое поколение большевиков еще как-то пыталось сочетать «диктатуру пролетариата» с «пролетарской демократией» в лице Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, то сразу же после Октябрьской революции с ее лозунгом «Вся власть Советам!», партийные комитеты в центре и на местах полностью возьмут под свой контроль деятельность Советов всех уровней. Власть в коммунистической России вопреки названию никогда не была советской, оставаясь до конца властью партийно-бюрократического аппарата и его руководящих органов. Опасность бюрократического перерождения партии осознал в последние годы своей жизни и Ленин, но ему так и не удалось переломить логику развития им же созданной политической системы.
Ленин, как известно, пришел к выводу, что рабочие собственными усилиями не могут выработать правильного, марксистского, понимания своих интересов, что оно должно вноситься в рабочее движение извне ¾ революционно мыслящей и антибуржуазно настроенной интеллигенцией. «Внесение сознания» обернулось его насильственным навязыванием, идеологическим диктатом партии «профессиональных революционеров». Круг, что называется, замкнулся: учение, противопоставлявшее себя при своем зарождении любой идеологии, стало орудием идеологического диктата, подкрепляемого лозунгом о том, что «учение Маркса всесильно, потому что оно верно». Однако все, что создавалось в советском проекте, было далеко от единственно верного учения.
Даже Маркс думал, что революция, если она произойдет в России, может быть только крестьянской. В своем письме к Вере Засулич Маркс советовал русским социалистам дождаться социалистической революции на Западе, чтобы затем, встав в хвост Европе, перейти к социализму на базе собственного общинного земледелия, минуя капитализм.
В большом письме Энгельса Н.Ф.Даниэльсону (17 октября 1893 г.) он уже совершенно определенно утверждает, что всякие надежды на русскую революцию с опорой на крестьянскую общину должны быть отброшены, что России придется пройти через этап полномасштабного развития капитализма - с неизбежной при этом "колоссальной растратой производительных сил".
В письме говорится: "Мне все же кажется, что Вы смотрите на дело более мрачно, чем это может быть оправдано фактами. Несомненно, что переход от первобытного, аграрного коммунизма к капиталистическому индустриализму не может произойти Уже из этого вытекает, что инициатива подобного преобразования русской общины может исходить исключительно лишь от промышленного пролетариата Запада, а не от самой общины. Победа западноевропейского пролетариата над буржуазией и связанная с этим замена капиталистического производства общественно управляемым производством, - вот необходимое предварительное условие для подъема русской общины на такую же ступень развития. В самом деле: нигде и никогда аграрный коммунизм, сохранившийся от родового строя, не порождал из самого себя ничего иного, кроме собственного разложения".
Энгельс не допускает уже никакой возможности для незападных стран выработать собственные пути к социализму - они должны дожидаться пролетарской революции на Западе, а затем осваивать его опыт. Он пишет: "Только тогда, когда капиталистическое хозяйство будет преодолено на своей родине и в странах, где оно достигло расцвета, только тогда, когда отсталые страны увидят на этом примере, "как это делается", как поставить производительные силы современной промышленности в качестве общественной собственности на службу всему обществу в целом, - только тогда смогут эти отсталые страны встать на путь такого сокращенного процесса развития. Но зато успех им тогда обеспечен.
Как известно, русские рабочие и крестьяне этого приговора не приняли. А большевики, здраво рассудив, присоединились в этом вопросе не к Марксу и Энгельсу, а к русским рабочим и крестьянам. Замечательно определил эту позицию А. Грамши в статье 5 января 1918 года о русской революции. Замечательно, но слишком честно, и потому статья эта до нас в советское время не дошла. Она называлась "Революция против "Капитала".
Грамши пишет: "Это революция против "Капитала" Карла Маркса. "Капитал" Маркса был в России книгой скорее для буржуазии, чем для пролетариата. Он неопровержимо доказывал фатальную необходимость формирования в России буржуазии, наступления эры капитализма и утверждения цивилизации западного типа... Но факты пересилили идеологию. Факты вызвали взрыв, который разнес на куски те схемы, согласно которым история России должна была следовать канонам исторического материализма. Большевики отвергли Маркса. Они доказали делом, своими завоеваниями, что каноны исторического материализма не такие железные, как могло казаться и казалось".
Согласно такому пожеланию Россия и после победы социалистической революции в мировом масштабе должна будет остаться аграрной страной, мировой деревней, передоверив функцию мирового города промышленно развитому Западу.
Вряд ли такое пожелание могло устроить русских марксистов и, прежде всего, Ленина. Впоследствии Сталин решит этот вопрос, предпочтя длительной и неопределенной в своих результатах новой экономической политике Ленина коллективизацию, индустриализацию и культурную революцию. И опять к марксизму это не имело никакого отношения. И то, что происходило при Сталине нельзя даже назвать творческим воплощением марксизма. И здесь еще раз нужно напомнить, что ни Маркс, ни Энгельс, ни Ленин не оставили никаких конкретных указаний о том как строить социализм. Но Сталин его построил.
Валерий Бухвалов,
доктор педагогических наук
