Это был обычный летний вечер, как всегда наполненный неистребимой суетой. До конца рабочего дня у Инги оставалось еще одно небольшое дело - заехать за материалом к одному незадачливому автору, вечно не поспевающему к сроку.
Работа в редакции никогда не давала расслабиться, в последний момент что-то срывалось, выходило из-под контроля, поэтому нужно было снова спасать ситуацию. Инга не очень огорчилась из-за возникшего обстоятельства: в пути можно и почитать, и подумать, а если повезет, то и написать что-то новое, тем более что в последнее время на поэзию не оставалось ни минуты. Все перемалывали редакционные будни, дни проскакивали стремительно и безвозвратно, чаще всего не оставляя никакого следа в душе, конечно, если не считать самых разнообразных, но не всегда вдохновляющих статей.
Выйдя из метро, Инга решительно направилась к автобусной остановке, куда вскоре и подкатил ничем не примечательный охровый «Икарус», чуть устаревший, но, главное, - полупустой. Она легко вспорхнула в видавший виды салон и удобно приютилась у окна, только сейчас почувствовав смертельную усталость, и ненароком обретенное место показалось ей удивительной удачей. Автобус зафыркал и, плавно покачиваясь, устремился вперед. Вскоре ее веки неодолимо потяжелели и стали закрываться. «Ехать еще долго, подремлю несколько минут, - подумала она, -этот район я прекрасно знаю...»
Но какое-то беспокойство все же заставило ее очнуться. Инге показалось, что прошло не более пяти минут, и она нехотя приоткрыла глаза. Автобус все еще продолжал заунывное, убаюкивающее движение. Городской пейзаж не слишком привлекал внимание. Показалось только, что автобус все-таки успел изменить прежний маршрут, но разве существует что-нибудь неизменное? А в этом районе Инге не случалось бывать уже годы. За окном тянулись заскорузлые бетонные заборы с ржавыми подтеками и невзрачные сиротливые кряжистые постройки. Взгляд, заскучав от неказистости рукотворных пейзажей, возвратился внутрь автобуса. Здесь, в салоне, ничто не выглядело необычным и ничего не настораживало, кроме непререкаемой тишины и странных поз застывших у окон пассажиров: ни единого звука, ни случайного жеста. Инга про себя отметила, как неотрывно, вдохновенно и пристально ее случайные попутчики вглядывались вдаль, интересно, что же их там привлекает? Чего уж греха таить, такие удручающие места еще нужно поискать. Автобус преодолевал сопротивление пространства не останавливаясь. Но тогда утомившаяся Инга этого не заметила. Неожиданно она узнала пожилую даму. Встреча не предвещала особой радости.
Даму звали Анна Петровна, она долго была соседкой по лестничной клетке и почему-то имела над Ингой необъяснимую власть. Хотя такие люди, как Анна Петровна, вызывали у Инги безусловное отторжение. Соседка была своенравной, напористой женщиной, думающей о себе в превосходной степени, никогда не считавшейся ни с чьим мнением. Даже состарившись, она постоянно претендовала на особое отношение, умела рьяно за себя постоять, используя и не самые приличные способы, извлечь выгоду из любой ситуации, ошеломляя окружающих поразительной железной хваткой. И если к этому добавить еще ее крайнюю скупость и резкость в суждениях, порой доходящую до оскорблений, то образ предстанет далеко не лицеприятный. Но Инга почему-то жалела строптивую старуху, время от времени навещала ее, занося то продукты, то лекарства. Выслушивая ее злобные замечания, всякий раз удивлялась своему терпению. У Анны Петровны был сын, но с ним она не общалась годами: видимо, противоречия были столь велики, что даже старость и немощи матери не смягчили ситуацию. Впрочем, о непримиримой глубине их давнего конфликта Инга могла только догадываться, подробности ее даже пугали. Пожалуй, только домашние животные, которые постоянно жили в квартире Анны Петровны, пользовались ее добрыми чувствами. Особенно она жаловала огромного черного терьера Рекса. Когда Анна Петровна уезжала отдыхать или лежала в больнице, собака частенько обитала у Инги. Казалось, что у них наладились вполне доверительные отношения: пес воспринимал ее как свою, приветливо вилял огромным опахалом хвоста, клал на колени чуть грустную обросшую морду, с завидным аппетитом проглатывал все, что выделяла ему из своей скромной трапезы Инга. Рекс прожил долгую и счастливую по собачьим меркам жизнь со своей вздорной хозяйкой Анной Петровной и умер незадолго до переезда Инги на другую квартиру...
Все эти воспоминания промелькнули в памяти после того, как она поздоровалась со своей старинной знакомой.
- Анна Петровна, здравствуйте! Как же давно мы не виделись! Похоже, нам по пути, - звонко прощебетала Инга, стараясь придать голосу радостную тональность.
Бывшая соседка взглянула исподлобья и произнесла совершенно непонятную фразу:
- Ну, здравствуй, здравствуй, что может быть лучше здравия? Ты-то как здесь оказалась? Вот уж никак не ожидала...
Потом она пристально вгляделась ей в лицо, приблизила изъеденные морщинами губы и шепнула Инге на ухо:
- Теперь-то я вижу, что тебе с нами непо пути... Во всяком случае, пока...
Затем Анна Петровна, как крыльями, всплеснула руками, отшатнулась и лихо пересела на другое место, подальше от ошеломленной и ничего не понимающей Инги.
«Воистину, старость - не радость, всю жизнь - одни спецэффекты. Да Бог с ней, она всегда была с тараканами в голове, - с досадой вздохнула Инга. - И все-таки странно, что значит весь этот бред?»
Прошло еще какое-то время, прежде чем Инга спохватилась: куда же я все еще еду? Но никак не могла припомнить, куда именно. Ее взгляд, отыскивая подсказку-соломинку, вновь беспомощно метнулся к окну. За стеклом открылся уже совсем иной, поразительно знакомый вид: на этой улице Инга жила много лет назад. Здесь прошли ее детство и юность. Воспоминания наскакивали одно на другое. Узнавание со сладостным нетерпением спешило делать свои отметки - называть знакомые места и проговаривать имена. Картинки давно прошедшей жизни запестрили перед глазами. Подобно мощному прожектору, освещались самые потаенные уголки памяти. «Вот здесь я часто прогуливалась со школьной подругой, предаваясь мечтам и предчувствуя знаки грядущей судьбы. А здесь - счастливая и влюбленная встречалась с будущим мужем, тогда еще одноклассником, почему-то уверенная в неизбежности его любви». И тут же, за стеклом автобуса, как на экране, она отчетливо увидела его, высокого, стройного, с копной непокорных кудрей, и себя, тоненькую, нежную, с огромными светлыми глазами. Мы... то есть они... оживленно беседуют, не отрывая друг от друга восхищенного взгляда. А вокруг буйная сирень еле удерживает тяжелые дурманящие грозди. Судя по сирени, стоит май... точно, май... Инга чувствовала, что одновременно присутствует и там и здесь, и в тот момент почти не удивлялась этому. По ее желанию невидимый объектив мог приближаться к предмету, позволяя внимательно рассмотреть любую деталь: и знакомую облупленную скамейку, и розовую, в серую клетку, юбку, и крошечное взъерошенное облачко - на голубой эмали безупречного весеннего неба. Оказывается, прошлое незыблемо присутствует в тайниках души и может быть извлечено оттуда по мере необходимости. А забвение - это лишь черный бархатный футляр для хранения драгоценностей нашей памяти.
Автобус по-прежнему мчался без остановок, но Инга, предаваясь воспоминаниям, продолжала оставаться в благостном оцепенении.
Сейчас уже невозможно достоверно определить, сколько же прошло времени, ибо само понятие времени, равно как и места, воспринималось тогда, по крайней мере, неадекватно.
И наконец Инга поняла, что попала в западню какой-то иной реальности. Боже, а ведь этой улицы уже нет на карте Москвы! Совсем недавно Третье кольцо стерло ее с лица земли, превратив в скоростную магистраль. Значит, и все остальное, происходящее с ней, тоже не имеет никакого материального объяснения. Но она отчетливо видела, что на не существующей ныне улице продолжали расти несуществующие деревья, отбрасывая несуществующую тень, хотя по законам потустороннего жанра тени быть не должно. Так как же я здесь все-таки оказалась? Куда движется этот автобус? Стало так жутко, как бывает только в кошмарах. Что-то тяжелое навалилось на плечи предчувствием неотвратимой беды. Хотелось вжаться в холодное дерматиновое сидение и стать невидимой. Тут она вспомнила совершенно забытый эпизод. Инга на кухне с остервенением пыталась настигнуть нахального таракана. Он, спасаясь от преследования, проявлял чудеса изворотливости, которую иначе как разумом и назвать нельзя. То припускал с невероятной скоростью, петляя по пересеченной местности, то, достигнув края стола, планировал вниз, неожиданно выпустив тугие подкрылки. И, что было самым невероятным, насекомое ухитрялось активно наблюдать за реакцией Инги, моментально меняя тактику поведения в зависимости от действий противника. Таракан отчаянно боролся за жизнь, а Инга с азартом защищала свое кровное жилище от омерзительного сожителя. Вскоре загнанный таракан оказался на полу, и угроза смерти стала еще очевиднее. Но тут он предпринял последнюю отчаянную попытку спастись: стремглав взобрался на черную электрическую розетку, торчащую рядом, и замер. Наверное, он был уверен, что стал на черном - невидимым. Беспомощно прижался к пластмассе крошечным дрожащим тельцем, то ли ожидая неминуемого удара, то ли прославляя чудо неожиданного спасения. И Инга не посмела его убить: таким разумным и достойным уважения существом он ей показался...
Тем временем злополучный автобус стал резко сбавлять скорость, подруливая к незнакомой остановке. Страх то подкатывал тошнотой, то частил глухими ударами в подреберье, то ныл в желудке спаз-мирующей пустотой.
Вдруг из разросшихся кустов близ остановки выпрыгнул огромный черный терьер. Сначала мощными гулкими прыжками он мчался рядом с притормаживающим автобусом. Вглядевшись в собаку и узнав Рекса, Инга не пыталась скрыть захлестнувшей волны надежды. Спасение! О, каким добрым и лохматым предстало оно! Как мчалось к ней со всех ног, дрожа от волнения и восторга! Переживания заставили ее мыслить пунктирно и четко: Рекс встречает меня, он выведет, он спасет. Животные знают путь к спасению... Это я кормила его котлетками, я была добра к нему. Уж теперь-то я - не пропаду...
Двери автобуса со вздохом отворились, и пассажиры бесшумно выскользнули на улицу. Инга, ощутив твердь под каблуком, кинулась навстречу стремительно приближающейся собаке. «Рекс, Рекс, ко мне! Милый мой, я здесь!» Но черный терьер, на секунду замешкавшись, проскочил мимо. Только тут Инга вспомнила о своей бывшей соседке. Но Рекс спешил именно к Анне Петровне, а не к Инге, такой справедливой и правильной, как часто думала она о себе сама. Могучий пес встречал Анну Петровну, чтобы показать ей дорогу в неведомом мире. Их встреча была такой долгожданной и счастливой, что Инге стало не по себе. И тут же полоснуло прозрением: наши оценки и суждения далеки от истины. Наши поступки, даже самые благие, могут быть истолкованы где-то совершенно иначе. И наше добро - не всегда не есть зло. И, оказывается, спасение может принимать самые неожиданные обличия.
Круг замкнулся. Инга все поняла. В самый последний момент, когда челюсти дверей почти сомкнулись, она успела впрыгнуть в автобус, который с визгом развернулся и через мгновенье оказался у известной станции метро...
Дома за ужином муж неожиданно спросил: «Кто такой Александр Юрьевич? Он передал тебе, что умерла его мама Анна Петровна. Помнишь? Твоя прежняя соседка. Он сожалел, что не сумел сообщить раньше, потому что с трудом разыскал наш новый номер телефона».
Страшное сообщение почему-то застигло врасплох, хотя Инга уже почти обо всем догадалась. На душе стало еще тяжелее. И вновь появилось острое желание рассказать о недавнем происшествии близкому человеку. Но она опомнилась и решила сначала что-то осмыслить. Вопросов оставалось значительно больше, чем ответов. Да и знала ли она, с чем столкнулась? Для чего дарована отсрочка? Возможно, главное дело еще не сделано и всему свой срок. Но ей неожиданно удалось понять главное - благие поступки способны изменить все, даже расписание нашей судьбы...
Усилием воли Инга уняла предательскую дрожь и допила остывший чай. Ей мучительно захотелось написать стихотворение. Так было всегда: изливаясь на бумагу, отступали сомнения, уходили страхи, исцелялась боль. Стихотворение обладало удивительной способностью спасать от отчаяния. Это была бессонная ночь, и она его написала.
* * *
Переполняясь тишиной,
Неспешно движутся мгновенья,
Вбирают ночи дуновенья
За растворившейся стеной.
Я разлетаюсь до частиц,
Себя теряю безвозвратно,
И чувства обострив стократно,
Не нахожу знакомых лиц.
И в этой вязкой тишине
То концентрируюсь, то таю,
Но чудом слово обретаю,
Предназначаемое мне.
Дай, Боже, сил, чтоб угадать,
Наполнить искренностью строки!
Непостижимы жизни сроки,
Недостижима благодать...
Пробежав глазами по строчкам, Инга улыбнулась, устало откинулась на спинку кресла и с удовольствием закрыла глаза. Те дни, когда ей удавалось написать что-то стоящее, считались невероятно удачными. Так случилось и на сей раз. Слава Богу, жизнь продолжалась...
Людмила ВЕЧЁРКИНА
http://pereprava.org/jurnal-pereprava-article/2217-vne-raspisaniya.html
