Жизнь христианская, как мы знаем, невозможна без подвига – пусть не великого, не поражающего воображение, скромного и даже, может быть, незаметного для взгляда стороннего наблюдателя, но все же подвига. Царствие Небесное силою берется, и употребляющие усилие восхищают его (Мф. 11: 12), – говорит нам в Евангелии Господь. А преподобный Исаак Сирин, великий угодник Божий, чей жизненный путь являет собой дивный образец обращенности ума и сердца горе, предостерегает забывающих об этом: «Никто не восходил на небо, живя прохладно».
И все же… Все же, хотя мы, люди, верующие во Христа и в жизнь будущего века, и желаем, вне всякого сомнения, спастись и быть со своим Создателем в вечности, произволяющих подвизаться находится все меньше и меньше. Мы слишком теплохладны и слишком сильно стремимся к комфорту, чтобы с готовностью покидать его зону.
Но время от времени благодать все-таки не просто касается наших сердец, а достигает их глубины, заставляет встрепенуться, осмотреться вокруг, понять, насколько бедственно наше текущее, наличное положение.
И тогда появляется желание измениться, исправиться, хотя бы немного приблизиться к тому, какими хочет нас видеть Господь. Тут-то и становится понятно, какова мера нашего сердечного нечувствия – окамененного, как определяется оно обычно у отцов. И что тут удивительного! Слишком подолгу остаемся мы теми самыми лежачими камнями, под которые вода не течет. И чтобы выйти из этого состояния внутренней статичности, начать переход от одной жизни к другой, необходимо напрячься, мобилизоваться, чтобы в полном смысле этого слова подвинуть или подвигнуть себя вперед. Это и есть подвижничество.
Когда мы беремся наконец за этот труд, то необходимо благодарить Бога за ту решимость, которую Он (точно – Он!) влагает в наше желающее доброго, но так отчаянно сопротивляющееся ему то и дело сердце.
И необходимо помнить еще о том, что тот же враг, который прежде держал нас в мягких и убивающе уютных объятиях сна лености и нерадения, убеждал, что «все идет нормально, ничего можно не менять», теперь постарается употребить все возможные способы для того, чтобы отвлечь от доброго намерения, запутать или запугать.
И о некоторых из этих способов хотелось бы сказать отдельно: слишком часто прибегает к ним противник нашего спасения и слишком действенными они оказываются.
Враг знает нас, изучает с самого момента нашего рождения наши слабые и сильные стороны, наши страхи, наши привязанности, наши сердечные расположения. Он гораздо прилежнее и внимательнее в этом отношении, чем мы сами. И потому лучше понимает нас, нежели мы – себя.
И потому, если он видит в нас нерешительность, склонность к колебаниям, сомнениям, замечает нашу робость, то начинает убеждать в том, что надо пожалеть себя, не слишком усердствовать, подождать, пока для подвижничества наступит более благоприятный момент, когда обстоятельства в большей степени будут способствовать ему. И прочая, и прочая… И в итоге так нас расслабляет, что мы, и не начав, уже заканчиваем – бесславно и безрезультатно.
Если же, наоборот, видит нашу ревность, то старается разжечь ее до предела, побудить нас покуситься на дела и свершения, силы наши превосходящие, что очень быстро приводит к надрыву, внутреннему слому, после которого мы опять-таки оставляем любые подвиги – поневоле, не имея уже никакой возможности подвизаться.
А оставление подвигов вследствие надрыва очень часто приводит к отвращению от них и к отвращению по отношению к ним, понуждает не просто остановиться, но и очень часто – обратиться вспять.
Еще одна хитрость представляет нечто среднее между двумя описанными выше. Мы начинаем подвизаться, несмотря на все вражьи козни, трудимся, в чем-то недостаточествуем, в чем-то преуспеваем, но в какой-то момент… устаем. И тут враг наваливается на нас с удесятеренной силой. Начинает буквально закидывать помыслами о том, что подвизаться ведь придется не месяц, не год, а всю жизнь! И нет, нам ни в коем случае не выдержать такой жизни, если не дать себе отдых, не позволить расслабиться, не заявить о своих правах на льготы. На какие? На возможность сделать хотя бы несколько шагов назад, разрешить себе что-то из того, что однозначно решено было из своей жизни изгнать. И эти шаги назад очень быстро приводят к тому, что ноги заплетаются и мы падаем – однажды или многажды. Более или менее тяжело. А потом… Потом очень трудно бывает вставать и начинать все заново.
И, зная все эти уловки нашего противника, хочется как замечательное средство против них, как драгоценное сокровище мудрости духовной и опыта аскетического предложить наставление о правильном образе подвига великого старца Оптинского – преподобного Амвросия, человека, болевшего большую часть своей жизни и подвизавшегося – день за днем, мгновение за мгновением.
Преподобный Амвросий уподоблял подвиг труду бурлаков: они то тянут баржу, то дают себе небольшую ослабу – но всегда идут только вперед
Подвиг христианский преподобный уподоблял труду бурлаков: они то тянут баржу, напрягая мышцы и сухожилия, то дают себе небольшую ослабу, то снова тянут, то опять немного замедляют движение – для того, чтобы мышцы не потеряли силу, а сухожилия не порвались. Но при том (и это крайне важно!) они ни на мгновение не обращаются вспять, направление их движения постоянно и неизменно. Они не спешат, они не допускают мысли о том, что баржу можно бросить, а самим сбежать, они тянут и тянут ее вперед.
Их путь долог, труд кажется невыносимо тяжким, и однако же они рано или поздно обязательно достигают своей цели.
