«Вычитываю акафисты – не помогают». Можно ли поругаться с Богом своими словами

Марина Филоник о том, что мешает нам обратиться к Нему напрямую.

«Я молюсь, а Бог не слышит!» – как часто вокруг звучит эта фраза. Или: «Я недостоин, кто я такой, чтобы обращаться к Господу!». Или: «Читаю акафист каждый день, а не получаю просимое». Психотерапевт Марина Филоник рассказывает о том, как понять, кто молится в нас: мы сами или наш невроз?

Марина Филоник – практикующий психолог, сертифицированный психотерапевт, член-соучредитель Ассоциации понимающей психотерапии, супервизор и лектор психологической службы храма Космы и Дамиана в Шубине (Москва). Руководитель и ведущая программ образовательного проекта «Психология для Церкви».

– Часто слышишь от верующих людей, что Бог не отвечает на молитвы, что ходишь-ходишь в церковь, а ничего не меняется. Может, тут дело в человеке, а не в Господе Боге?

– Да, нередко такой запрос бывает. Здесь я вижу несколько аспектов. Есть то, что на полюсе человека, а есть то, что на полюсе Бога. И я, конечно, могу обсуждать только то, что на полюсе человека. Обычно так говорят, когда просят-просят что-то, а Бог, как кажется, не выполняет просьбы. Например, я прошу, чтобы выздоровел мой родственник, а он не выздоравливает; я хочу, чтобы мой ребенок поступил в вуз, а он проваливает экзамены. И прочитывается это как «я не получил желаемое, значит, я не был услышан». И тут мы можем поставить вопрос иначе: а кто во мне молится? Или: из какой «части» себя я молюсь? 

Есть в жизни моменты, знакомые каждому, и чаще всего они бывают в критической, экстремальной ситуации, – когда молишься всем своим существом, из самого своего нутра. «Из глубины воззвах к Тебе». Из абсолютнейшей своей подлинности я взываю к Господу. Кто-то из близких тяжело болен, рожает жена, муж в опасности – и ты в этот момент молишься так, как раньше никогда не молился. И можно спросить человека, который жалуется на то, что Бог не слышит: а был ли у вас такой опыт, чувствовали ли вы тогда какой-то ответ? Чаще всего – могу судить по себе – на такое целостное, «нутряное» воззвание, как правило, Бог отвечает. Причем с какой-то неимоверной скоростью! «Скорый в заступлении един Сый». Но это бывает нечасто.

И один из аспектов, где я бы как психолог ставила вопросы, – взываю ли я ко Господу из своей глубины и подлинности или это обращение обслуживает какие-то иные мои «части»? Допустим, у меня был семейный опыт голода, бабушка пережила блокаду Ленинграда. Я вырос в семье, где было много страхов по этому поводу, мама считала, что надо обязательно откладывать на черный день. У меня может остаться некий невротический «нарост» на моей подлинной светлой душе в виде страха голода. И я могу молиться изнутри этой части личности, просить хорошей работы и денег. И это нормальная, хорошая просьба. Но очень важно, кто молится во мне. Если я прошу Бога, обслуживая травму моей бабушки или мамы, которая не является сегодня моей объективной реальностью и не является потребностью моего подлинного «я», тогда закономерно, что я не слышу ответа. Потому что, как я полагаю, Богу важна наша подлинность. А здесь, условно говоря, не я как личность молюсь, а молится мой невроз.

Сформулируй желание – и оно сбудется

– То есть, если у меня, допустим, зависимость от отношений и я молюсь, что хочу быть с этим парнем, иначе все, мне конец… Но Господь видит, что мне этого вообще не надо сейчас, а надо, например, заняться наукой.

– Это классный типичный пример. У человека есть внутри пустая дыра, и она заполняется только наличием партнера – «я просто умру, если рядом кого-то не будет». Сегодня это часто встречается. И тогда начинается – «хоть алкоголик, хоть потенциальный насильник, лишь бы кто-то был со мной». Конечно, это не про подлинность. «Дай мне жениха!» – это, в принципе, хорошая интенция, но из какой мотивации, из какой сущности ты это просишь?

Если я, скажем, в созависимых отношениях не предъявляюсь как личность в своей глубине, а предъявляюсь изнутри своей больной части, – я получаю тяжелые, больные симбиотические отношения, в которых будет много чего нездорового, в том числе и насилия. И то же самое может быть и в отношениях с Богом. И такие отношения не будут меня взращивать как личность, духовно поднимать.

Хотя я уверена, что для Бога драгоценно любое обращение. Даже пусть оно будет больным. Но все-таки есть разница: из своей подлинности взывать к Нему или из каких-то невротических перекосов.

– Часто психологи говорят: осознанное желание на 50 % уже сбылось. Получается, что верно сформулированная молитва из глубины твоей подлинной личности – это тоже уже полпути к ее исполнению. Так а в чем здесь действие Бога? Если мы себя правильно настроили, нашли подлинное «я», сформулировали молитву, какая тут роль отводится мистическому компоненту, действию Бога?

 

– Это всегда очень сложный вопрос. Как описать эмпирически действие Бога? Но смотрите, сейчас я нахожусь в Минске и провожу супервизии для психологов. Один день мы работали обычным образом, а в другой – ввели практику молитвенных напарников. Все то же самое, но два человека в группе во время сессии молятся. И я чувствую разницу, по моим ощущениям она достаточно явная. А больше что я могу сказать? Я все-таки психолог, а не ясновидящая, и по полочкам разложить действие Бога не могу.

– А в чем эта разница?

– Видите ли, обучение психотерапии, тем более в работе с травмой – это в принципе тяжело. Происходит довольно много сложных процессов, у людей открывается болезненный прошлый опыт. И ты этим, условно говоря, заражаешься, всплывают собственные процессы и травмы. Мне бывает очень тяжело после работы с некоторыми клиентами. Не могу сказать, что сессии второго дня были какие-то особо продуктивные и безболезненные, а клиенты все поисцелялись, нет. Но красота в том, что хотя все шло своим чередом, по ощущениям и моим, и участников группы второй день прошел легче. Было чувство, что пространство супервизии пронизано светом, как будто Бог покрывал те особенно сложные моменты, которые в обычной практике оставляют внутри меня довольно сильный отпечаток. Это я точно могу свидетельствовать.

Конечно, ощущения всегда субъективны. Невозможно достоверно сказать – может, это был некий психологический феномен, как угодно тут можно проинтерпретировать. Но я на материале таких вот историй тоже учусь видеть Божье действие.

– Получается, психология, во-первых, помогает мне лучше понять себя, чтобы из глубины подлинного «я» обратиться к Богу. Во-вторых, когда я с помощью психологии понимаю какие-то свои травмы и зависимости – я могу просить Бога, чтобы Он исцелил эти состояния?

– Да, конечно. Это все можно обобщить словом «осознанность». Есть закономерность: когда человек занимается психотерапией или какой-то другой практикой себя, практикой помощи себе, например, работает по 12-шаговой программе, у него растет степень осознанности, и это, конечно, отражается на духовной жизни. Ведь когда я в себе чего-то не вижу, то не могу ни предъявить это Богу, ни принести это психологу в корзинке. Но когда я начинаю видеть правду о себе – то у меня постепенно появляется шанс становиться более подлинным. Чем больше я осознаю свое «я», тем больше я могу Бога звать туда, в глубину своей души, и искренне представать перед Ним.

Кажется, подлинность, о которой мы говорим и к которой всю жизнь идем, – это то, что в духовной литературе называется «образ Божий в человеке». Который мы должны разглядеть и в себе, и в ближнем…

Куда мне! Я еще духовно не возрос

– Часто жалуются: я вычитываю акафисты, но не слышу ответа. Хочется тут спросить: а вы не пробовали к Богу своими словами обратиться, а не «вычитывать»? Что нужно для того, чтобы искренне воззвать к Господу?

– В православной традиции есть очень разные точки зрения у разных авторов. И одна из линий (тут можно отдельно говорить, насколько она оправдана, в каких случаях была нужна, как она возникла) – запрет на молитву своими словами. Кто ты такой, чтобы обращаться к Богу напрямую? Ты о себе возомнил, что можешь разговаривать с Богом, но ты еще духовно не возрос! Ты в прелести! Поэтому бери тексты из молитвослова, бери тексты святых – вот их словами можешь молиться. И в этой традиции человек ощущает: «Да, я не имею права, и я обращение к Богу делегирую кому-то другому – святому, духовнику, автору акафиста. Я пока недостоин. А если я выше своего духовного возраста прыгну, то это может быть очень опасно».

И хотя сегодня поколение молодых священников советует иначе, есть много людей, которые выросли в этой традиции. Вот одна из причин, почему человеку сложно обратиться к Богу своими словами. Посыл со стороны традиции удобно ложится на некое собственное самоощущение человека. Тут та же осознанность, у кого-то она развита слабо. Человеку, возможно, трудно сформулировать, что он хочет вообще, осознать свое желание. У него может быть трудность просить в принципе. «Я должен сам, своими силами, просить унизительно». И если он в жизни и близких не просит о помощи, то ему, конечно, может быть сложно к Богу за помощью обратиться.

Еще одна причина – сегодня в нашей жизни много разделения на сакральное и профанное. Человек заходит в храм в благоговении и трепете перед чем-то высшим – и в этом есть хорошая нота.

Себя я отношу к миру низкому и мирскому, а других людей – чаще всего туда помещают святых и просто священников, монахов, людей, близких к Церкви, – к миру иному, высокому. Это тоже очень частый аргумент: «Ну кто я такой, я же не пощусь, в храм хожу два раза в год, не знаю ваших правил. Куда я буду лезть! Вот ты, Анна Ершова, сидишь в храме с утра до ночи, в православных изданиях что-то пишешь – вот ты можешь обращаться к Богу, а я не могу».

 

Но это серьезная ложь, которая очень глубоко вошла в сознание многих, ложь разделения на святое и скверное. Из этой двойственной постановки и исходит вот это «я не знаю, как молиться», «я не умею».

Если ты в своей жизни просил что-то у кого-то, если у тебя есть человеческие отношения с людьми, ты же не Маугли вырос в лесу, есть друзья, есть любимый, есть родители, дети, – тогда естественно и нетрудно перенести все это на отношения с Богом. Но дальше мы упираемся в мифологию. Что Бог – это что-то недоступное, сидящее на облаках, к Кому нельзя обратиться просто так, а нужно сначала обязательно стать каким-то другим, и вот тогда может быть. Но эта идея совершенно не в духе благой вести, не в духе евангельского послания, когда в дни Рождества Бог Сам приходит к нам в бедные ясли со скотом, Сам становится простым человеком из недоступного Божества. Но мы Его все равно сажаем на облачка и говорим: «Не-не-не, подожди, нельзя так просто».

Повторюсь, есть хорошее благоговение, трепет, когда ты падаешь перед Отцом в каком-то искреннем порыве. Но есть и перекос. Одно дело – естественная реакция на встречу со Светом, другое дело – нормативная рамка, которую я сам себе выстроил и из-за которой не могу обращаться к Богу.

– Может ли простой человек, скажем, подруга, друг, опытный прихожанин помочь в этом, показать, как можно молиться?

– Конечно, мы это и делаем на консультациях. Можно спросить человека: «Давай попробуем, помолимся вместе о твоей беде. Хочешь, я начну, а ты потом помолишься тоже – вслух или про себя». Это может быть приходской консультант или более опытный друг, или просто тот, кто давно в вере. Такая форма молитвы человека очень поддерживает. Он видит, что рядом сидит обычный живой человек, который обращается искренне к Богу – для многих это становится освобождающим опытом. У людей открываются глаза: неужели так можно!

Как перевести переживание в молитву

– Расскажите, пожалуйста, о работе Федора Ефимовича Василюка «Переживание и молитва».

 

– Федор Ефимович Василюк, доктор психологических наук, автор подхода «Понимающая психотерапия», в своей основной классической монографии «Психология переживания» разрабатывает категорию переживания. Переживание тут понимается не в житейском смысле как эмоция – «ой, как я переживаю», а как внутренняя деятельность души, как целостный процесс, который включает в себя не только чувства, а всего человека – его мысли, телесные реакции, бессознательные процессы, убеждения. Этот большой процесс работы души запускается в той или иной критической ситуации, трудности. И в своей книге «Переживание и молитва» Ф.Е. Василюк анализирует молитву с точки зрения психологических категорий и рассматривает, как переживание может трансформироваться в молитву. В частности, он рассматривает важный вопрос – как могут соотноситься переживание и молитва.

Это может быть параллель: переживание отдельно, молитва отдельно. Примеры тут как раз связаны с практикой молитв чужими словами. Молиться по молитвослову, конечно, неплохо, но вспомним советы некоторых святых и современных богословов: важно, если ты читаешь правило, чтобы слова молитв стали твоими. Это очень сложно: не все слова понятны, не все молитвы адекватно переведены на русский язык. Но необходимо, иначе это превращается в бубнеж и вычитывание.

Василюк приводит красивый пример из фильма. Женщина своими словами горячо молится о дочке: «Хорошие мужики кто разъехался, а кто женился, остались одни пьяницы. И что ж ей, одной теперь пропадать?» В это время бабушка с печки говорит ей: «Что ты с Богом как с бригадиром разговариваешь, давай молись!» И женщина тут же спохватывается, ой, что это я, действительно: «Достойно есть яко воистину…» 

И в какой момент тут была настоящая молитва?

Второй тип соотношения молитвы и переживания – пунктирная линия, или поземка, как это называет Федор Ефимович. Когда мое переживание в какой-то момент встречается со словами молитвы, а потом расходится. Я читаю правило, какие-то слова особо отзываются во мне, я могу вложить свое переживание в них. Часто рекомендуют читать Псалтирь в каком-то своем внутреннем обстоянии. И действительно, многие псалмы очень здорово отражают чувства. Но какая-то часть строк будет «мимо» и мы постараемся их просто «проговорить», внутренне не вникая.

И третий тип соотношения – конфликт, когда мое переживание совершенно не совпадает с молитвой. Так часто бывает: я злюсь, в досаде, у меня опущены руки, я поругался с женой или у меня проблемы на работе. И я в своем тяжелом состоянии открываю тот или иной молитвенный текст и дохожу до слов, где мне надо благодарить Бога: «Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе!» Но это сейчас ложь! А правда в том, что мое сердце сокрушено и обижено, и скорее подлинным был бы вопль: «Господи, зачем мне все это нужно, почему это сейчас со мной происходит!» Но я отодвигаю свои чувства на задний план и читаю: «Слава Тебе!» Это пример конфликта, когда переживание мое про одно, а молитва моя про другое, противоположное.

И далее Василюк вводит термин «организм», это взаимный сплав переживания и молитвы. Когда переживание, как масло, питает фитилек молитвы, и она горит и греет, и освещает…

Из книги Ф.Е. Василюка «Переживание и молитва. Опыт общепсихологического исследования»:

«Формула духовной психотерапии такова: «На место переживания должна прийти молитва». Прийти, но не заместить его. Не вместо переживания, а в месте переживания должна быть затеплена лампада молитвы, она должна гореть вместе с переживанием. Само переживание будет при этом переплавляться, перерождаться в молитву, как масло, поднимаясь по фитильку, становится огнем».

– Может ли священник в храме посоветовать так помолиться?

– Конечно. Те священники, например, которые проходили у нас курс «Базовые навыки диалога и консультативной беседы» на основе понимающей психотерапии, так и делают. Один наш батюшка как-то рассказал историю, я люблю ее приводить в пример. К нему пришел молодой человек и начал ему что-то наболевшее изливать. Священник в какой-то момент говорит: «Слушай, а ты мог бы все то же самое рассказать Ему?» Отодвигается, а за ним – икона Спасителя. И тогда парень поворачивается к иконе и продолжает: «Господи! Ну вот так-то и так-то у меня, пойми, как мне плохо»… И наш священник, радостно потирая руки, отходит в сторону: все, я понял, тут третий лишний.

– Если Бог тебе не отвечает, можно ли на Него разозлиться?

– Да, и расскажу еще пример. Один человек приходил к своему духовнику, а это известный священник, сейчас уже усопший, и сетовал: «Все у меня плохо, душевный упадок, дело не идет, я уже просто не могу». На что духовный отец спрашивал: «Слушай, ну, а ты с Богом ругаешься про это?» – «Да…» – «Ну значит, все нормально».

– Да, Давид ведь тоже в своих псалмах ругается с Богом.

– Это как в семьях: если супруги друг друга любят, не значит, что они не ругаются. С Богом, в некотором смысле, то же самое.

 

Только с благодарением и славословием, с довольным видом. Это как с родителями, когда ребенок усваивает ложное убеждение: пока ты хороший, ты любим. А когда ты капризничаешь или получаешь двойки, ты плохой или уходи с глаз долой. Есть такая детская травма, и она тоже мешает обращаться к Господу. «Ну, я же сейчас в обиде, претензии, злости… как я могу молиться!» И ровно в тот момент, когда человек особенно нуждается в Боге, он к Нему не обращается.

И это тоже ложь. Правда в том, что тебя разрывает на части, а ты эту правду не предъявляешь.

Тут еще хитрость: Бог-то тебя все равно видит, неважно, ты сейчас во зле, в грехе, во мраке. Бог вообще-то уже в курсе. Но в нас срабатывает Адам, который фиговым листочком укрылся от Отца. И это тоже мешает проживать себя в повседневности в присутствии Бога.

– Итак, главный призыв – приходить к Богу в искренности, подлинности, правде.

 

– Да, как есть. Не надо ничего из себя выделывать. Как я сейчас себя чувствую, что со мной происходит – приди и принеси, и поставь перед Лице Божие. Пусть ты не в лучшем виде. Это не повод не прийти к Отцу.

 

https://www.pravmir.ru/vychityvayu-akafisty-ne-pomogayut-mozhno-li-porugatsya-s-bogom-svoimi-slovami/