Язык.ru. Нужен ли русский язык компьютерному поколению
Каширина Алла Викторовна,
учитель русской словесности,
магистр филологии
К теме, заявленной организаторами Пушкинского конкурса («Язык мой – друг твой»), я решила подойти с двух полярных сторон: оптимистической и пессимистической. Этот путь был выбран мной не случайно. Как-то так уж сложилось в жизни, науке, политике и литературе, что за каждым «да» обязательно следует «нет». Кстати пришелся и вечер встречи с выпускниками, который был недавно организован в нашей школе и на котором я повидалась с двумя бывшими (на мой взгляд, филологически одаренными) моими учениками – ныне студентами. Оба закончили среднюю, оба проучились в ней по 12 лет, из которых 8 – под моим наставничеством, оба всегда были «реактивно креативными» учениками. Первый, Игорь В., с прекрасными результатами поступил в Санкт-Петербургский государственный институт кино и телевидения на режиссерский факультет (т.е. продолжает развивать свои литературные способности), а второй, Илья Х., - на бюджетное место в Рижский технический университет, где с головой погрузился в физику и математику, причем преподаваемых в вузе на латышском языке.
Благодаря их творческой активности – участию и победам в литературных конкурсах, проводимых в нашей республике ЛАПРЯЛом, я тоже попробовала свои силы в написании эссе «Язык мой – друг твой». Я задала вопрос ребятам: нужен ли русский язык компьютерному поколению? Кому, как не им, представителям упомянутого компьютерного поколения, отвечать на него? Ребята своими мыслями со мной поделились (и помог нашему общению Интернет), а так как их взгляды очень различны, я попытаюсь «столкнуть их лбами» в своем сочинении. Для большей ясности я откажусь от их имен: Игорь будет выступать в роли Оптимиста, а Илья – Пессимиста.
Начну, пожалуй, с того, как оба оппонента отнеслись к конкурсной теме. Тот факт, что их ответы пришли буквально через пару дней, говорит сам за себя: равнодушными они не остались. Значит, задела! Значит, их это тоже беспокоит!
По-разному они восприняли определение: «компьютерное поколение».
Оптимист слегка обиделся за молодое поколение, которому «по-видимому, старое поколение придумало причудливо-язвительное название». По его убеждению, язык «всегда черпал материал из жаргона преобладающего класса», каковым в наше время являются менеджеры, «привязанные к компьютерам» и вводящие в лексику русского языка новые слова и понятия, как ранее «преобладающим социальным классом были пролетарии, привязанные к станкам», что сути дела не меняет и «не делает нас особенными».
Пессимист, напротив, принял эпитет к слову поколение как должное, более того – подхватил эстафету и назвал свое поколение «детьми материнских плат и быстрых дисководов».
Интересно обыграл слово язык Оптимист, оттолкнувшись от его многозначности. С одной стороны, язык – это «подвижный мышечный орган в полости рта, являющийся органом вкуса». И, «если человек всем своим существом стремится к комфорту, а каждая его мышца – к покою, то не стоит забывать, что язык – всего лишь орган, система мышц, которая стремится к тому же». Технический прогресс подарил нам чудо-машину – компьютер, который не забыл и о коммуникативной функции языка, и, «чем легче этот процесс будет проходить, тем лучше». Теперь для общения с кем-либо не надо никуда ходить, можно делать это сидя дома. Правда, иронизирует Оптимист, возникает проблема «редуцирования отдельных особенностей» и тут же успокаивает: «Но почему-то не вызывает особого возмущения редуцировавший у нас хвост!» И не стоит бояться компьютера – «он еще не обладает способностью вырывать языки из уст его пользователей».
С другой стороны, «язык – стройная система звуковых, словарных и грамматических средств, объективирующая работу мышления и являющаяся орудием общения, обмена мыслями и взаимного понимания людей в обществе». Однако, заглянув в словарь или учебник, изданный чуть более десяти лет назад, мы «замечаем отсутствие многих твердо прижившихся в нашем обиходе слов, изменение литературных норм и даже некоторых правил». И тут мы начинаем удивляться: «Как быстро меняется язык!» и мучаемся над вопросами: «Хорошо ли это?» и «Не остановить ли этот процесс?» В этом, по мнению Оптимиста, мы уподобляемся китайцам, которые вплоть до 19 века туго заматывали девочкам ноги, чтобы они оставались милыми детскими ножками. Так же и мы, «пытаясь остановить процесс развития языка (подчеркиваю – развития!) пытаемся сохранить его в детстве, препятствуем его естественному росту только вследствие своих консервативных убеждений».
И в заключение Оптимист заверяет нас в том, что «ничего плохого и особенно противоестественного с русским языком произойти не может, поскольку язык (Вы помните по определению) – еще и орган вкуса, не будем забывать о том, что хороший вкус никогда не изменял и никогда не изменит нашему языку».
Пессимист рассуждает преимущественно о новом русском языке, «crazy-russian», «представляющем страшную горючую смесь, состоящую из старых добрых корешков того великого толстовско-пушкинского языка с примесью жаргонизмов, привезенных с туманного Альбиона, приправленную татаро-монгольским наречием и разбавленную по вкусу словообразованиями из языков по месту проживания». К этому рецепту отдельные «повара» могут добавить ингредиенты из романских языков для придания своей речи «особой крутости». Чтобы не быть голословным, Пессимист приводит такие примеры: «Пойдем сегодня потусим – будет офигенный экшн. Только лавэ побольше захвати, а то кульно гульнуть не получится», или «Я вставил его в сидюшник, а он мне выдал какой-то левый эрор», или «Это было форши! Меня прикололо!» Как видите, не все слова, употребляемые современной молодежью, мы понимаем без переводчика!
А дальше – больше: современный «джентльмен» говорит «не вывеска, а label, не действие, а action, не сообщение, а massage, не план действий, а стратегия и т.д.». По мнению Пессимиста, «происходит постепенное вытеснение русского языка» и «борьбы с этим явлением нет, потому что она никому не нужна – всех и так всё устраивает». Конечно, Пессимист допускает мысль, что компьютерная молодежь (себя он от неё дистанцирует) «нуждается в красивом, правильном русском языке и не хочет забывать о том, что этот язык – родной, доставшийся в наследство от матери». Однако складывается впечатление, что пока она не задумывается о последствиях, а «начала игру, в которой не может быть ничьей, сделав ход конем Е7, шах...». Теперь, считает Пессимист, наша очередь. Никаких конкретных действий он не предлагает, но, судя по всему, настроен решительно и готов не только вступить в борьбу за сохранение литературного русского языка, а даже возглавить ее.
Познакомившись с мыслями своих учеников и зная о них если не все, то очень многое, я поняла, что на видение ими этой проблемы оказало влияние место проживания: Оптимист учится в России, Пессимист – в Латвии.
Нам не дано предугадать,
Как наше слово отзовется...
Эти строки мог бы взять на вооружение каждый учитель литературы и прежде, чем начать очередной урок, обязательно их вспомнить. «Почему?» – спросите Вы. Да потому, что учитель литературы, в отличие от своих коллег: физиков, математиков, биологов – редко видит результаты своего труда, сразу – никогда. Его слова как бы накапливаются в душах учеников. Конечно, есть живая реакция класса, есть сочинения, есть устные и письменные ответы, но все это совсем не то, потому что литература – особый предмет. Учитель литературы учится каждый день – с помощью книг, коллег, учеников, самой жизни наконец. Он, как губка, впитывает в себя изменчивое разнообразие мира и культуры, чтобы потом «выжать» всё это в свои уроки. То, что для обычных людей – развлечение и отдых: чтение книг и периодики, просмотр телепередач, посещение театров, концертов, музеев, выставок – для учителя литературы – важнейшая часть его работы. Ведь он должен быть яркой и универсальной личностью, вокруг которой должна быть особая аура, некое поле, попадая в действие, которого ученики тоже начинают преображаться.
«Жить стоит только так, чтобы предъявлять безмерные требования к жизни: всё или ничего; ждать нежданного; верить не в «то, чего нет на свете», а в то, что должно быть на свете; пусть сейчас этого нет и долго не будет. Но жизнь отдаст нам это, ибо она – прекрасна», - писал А.Блок в статье «Интеллигенция и революция». Эти слова, по моему убеждению, должны стать путеводными для нас, учителей-словесников. Но, чтобы жизнь «отдала», надо бесконечно много трудиться, ежедневно работать над собой, не уставая повторять вслед за Сократом: «Я знаю, что я ничего не знаю».
Педагогический стаж у меня более 30 лет и, если раньше я мучилась сомнениями относительно правильности избранного жизненного пути, то сейчас могу с уверенностью сказать: «Выбор мой верен!» Моя работа приносит мне и моральное удовлетворение, и радость. Конечно, бывают огорчения, неудачные уроки, но я стараюсь всему находить объяснение – и все идет на лад.
И еще один вопрос, созвучный теме эссе: «Какое влияние оказывает на русский язык Интернет»? Недавно услышала афоризм в духе Козьмы Пруткова: «Если написать слово «работать» с восьмью ошибками, получится Интернет». По-моему, не в бровь, а в глаз! С точки зрения лингвиста, Интернет на язык оказывает пагубное влияние. Ошибки грамматические, пунктуационные, речевые и стилистические, замена слов символами, нарушение правил переноса, отсутствие красной строки и пр. пр. Происходит упрощение языка, что в свою очередь рикошетом бьет по культуре. Общение, к которому так стремится молодежь, ограничивается лишь получением краткой информации и то какой-то убогой. А как же живое участие, эмпатия, глаза в глаза? Всё хорошо в меру, иначе «язык, как орган, состоящий из мышц, попросту редуцирует» (цитирую Оптимиста).
В заключение приведу строки из стихотворения В.Викторова, помещенные в латвийском учебнике литературы для 5 класса «Страна читателей»:
Вот чудо-машинка уже создается!
Сама твою мысль на бумаге представит.
Но думать – придется!
Но думать – придется!
От этого техника нас не избавит!
