«Кто сеет щедро, тот щедро и пожнет».
(2 Кор. 9:6)
Многолетний анализ общественно-культурной работы приводит к неутешительному выводу, что главной причиной проблем создания русской культурной автономии в Латвии является дефицит носителей православного духа. С одной стороны количество русских общественных организаций – несколько десятков, с другой стороны, между ними нет соборного единства и сотрудничества, что является прямым следствием отсутствия общих духовных оснований. На протяжении двадцати с лишним лет в латвийской русской диаспоре создавались организации, проводились семинары, конференции, культурные мероприятия, вроде и работа кипела, но многое из созданного незаметно ушло в небытие, что-то влачит жалкое существование и лишь единичные проекты доказали свою жизнеспособность.
Однако остаточной жизнеспособности общественных форм недостаточно для создания единого и авторитетного сетевого субъекта, способного приобрести новые качественные функции за счет объединения ресурсов. Нужно вспомнить, что соборное единство достигается тогда, когда носители духа объединяются ради расширения и укрепления форм его воплощения. Поиск соборного единства для совместной деятельности – это требование православного духа и если в этом направлении нет активности со стороны общественников, то причина в их низком духовном потенциале.
Не секрет, что многие руководители организаций являются адептами правозащитной концепции общественной деятельности, о чем свидетельствуют их собственные публикации и не уделяют должного внимания историческому опыту строительства русских культурных автономий. Православная духовность для них не приоритет, эти люди уверены, что русское самосознание в Латвии можно сохранить, если власти будут соблюдать юридические нормы. Борьба за юридические нормы стала для многих активистов приоритетом, но добиться успеха в этом направлении возможно только в том случае, если у русской диаспоры будет авторитетная и влиятельная организация, которой нет. А создать такую организацию без достижения духовного единства лидеров и активистов общественных организаций невозможно.
Вместо солидной и авторитетной русской организации, интересы русской диаспоры защищают отдельные активисты, ангажированные политическими партиями, что неизбежно приводит к существенным ограничениям в их деятельности. Они скорее защищают свою карьеру в политике, нежели интересы русской диаспоры. К тому же эти люди – адепты либеральной идеологии, поэтому говорить с ними о достижении духовного единства бессмысленно.
Духовного единства способны достичь те, кто постоянно духовно возрастает, подобное объединяется с подобным. Чтобы зажечь факел в душе, необходим духовный огонь, который рождается в процессе духовной жизни. По мере накопления духовного опыта укрепляется ценностная шкала мировоззрения личности, приобретается способность оценивать события не только с житейской, научной, но и с духовной точки зрения. Постепенно приоритетами в ценностной шкале становятся духовные идеалы, человек достигает совершенства, о котором преподобный Силуан Афонский в свое время сказал: «Чем отличается человек совершенный от всех прочих людей? Тем, что он ничего не говорит от себя». Совершенные люди в своих суждениях и решениях руководствуются в первую очередь законами духовной жизни.
Вот, что писал епископ Арсений (Жадановский) о духовной силе отца Иоанна Кронштадтского: «Повидаешься с батюшкой, послужишь совместно литургию и запасешься на более или менее продолжительное время огнем пастырской ревности; начнет он угасать — опять поспешишь к нему и духовно воспрянешь… Благодать прославила Кронштадтского пастыря и привлекла к нему сердца многих. С этой стороны он являлся не обычным человеком, а чудом Божиим, духовным сосудом, исполненным многих дарований» (1).
Духовная энергия отца Иоанна не только заряжала и преображала людей, но и создавала социокультурные формы для поддержки нуждающихся. Были созданы дома трудолюбия с мастерскими, школами, детскими садами, лечебницы и приюты, храмы и шесть женских монастырей в Петербургской, Архангельской, Новгородской и Ярославских губерниях. Сила духа батюшки была огромной, поэтому и социокультурные формы, создаваемые на пожертвования были внушительными (1).
Можно ли назвать все созданное святителем Иоанном Кронштадтским автономными структурами? Безусловно, это были автономные структуры, ведь их содержание осуществлялось на получаемые батюшкой пожертвования и заработанное самими трудниками. Почему у нас так не получается? Потому что до такой автономии нужно духовно дорасти, потому что без мощного духовного потенциала не будет и жизнеспособных социокультурных форм.
Еще одним примером воплощения мощного духовного потенциала и создания социокультурной автономии является опыт Маросейской общины при московском храме святителя Николая в Кленниках в начале прошлого века, святым праведным Алексеем Мечёвым (2). Община существовала как тесно сплоченное целое, всякий, кто добровольно присоединялся к ней, нес свои труды и пожертвования на общую пользу. Все члены общины были едины в верности православным духовным идеалам и решения принимались согласно правилам соборности. Обратим внимание на следующий факт – все успешные русские общины создавались на правилах православной соборности.
«Маросейская община, – писал в 1924 г. отец Павел Флоренский, – была по духовному своему смыслу дочерью Оптинской Пустыни: тут жизнь строилась на духовном опыте. Отец Алексей учил своей жизнью, и все вокруг него жило, каждый по–своему и по мере сил участвовал в росте духовной жизни всей общины. Поэтому, хотя община и не располагала собственной больницей, однако многочисленные профессора, врачи, фельдшерицы и сестры милосердия – духовные дети отца Алексия – обслуживали больных, обращавшихся к отцу Алексию за помощью. Хотя не было своей школы, но ряд профессоров, писателей, педагогов, студентов, также духовных детей отца Алексия, приходили своими знаниями и своими связями на помощь тем, кому оказывалась она потребной. Хотя и не было при общине своего организованного приюта, тем не менее, нуждающихся или обращавшихся за помощью одевали, обували, кормили. Члены Маросейской общины, проникая во все отрасли жизни, всюду своею работою помогали отцу Алексию в деле «разгрузки» страждущих. Тут не было никакой внешней организации, но это не мешало быть всем объединенными единым духом» (3).
На Маросейке создавались и работали духовные семьи или группы, участники которых встречались иногда каждую неделю, вместе читали что-либо из святоотеческой литературы и молились. После смерти отца Алексия, когда духовное окормление общины принял его сын - отец Сергий, это движение получило дальнейшее развитие, таких семей стало больше. Во главе каждой стоял кто-то из более знающих, опытных или старших по возрасту. Он становился помощником духовного отца и мог оказать первую духовную помощь – утешить, ободрить, поддержать в трудную минуту. Уже при отце Сергии, после смерти отца Алексия, был организован ряд кружков: переплетный, столярный, слесарный, иконописный.
По мере преображения людей приход Никольского храма становился не просто общиной, а настоящей христианской семьей, в которой царили любовь и взаимопомощь, что было разительным контрастом с окружающей зловещей действительностью все возрастающего безбожия. Маросейская община перестала существовать в начале 40-х годов прошлого века, но и сегодня она остается примером того, как без лишней формализации достичь хорошего результата в самоорганизации русской общины. Достигается это, если будут задействованы две главные духовные силы: 1) строители культурной автономии ведут духовную жизнь; 2) накапливаемый духовный потенциал воплощается в делах по сохранению культурной традиции и поддержанию самих общинников.
Носителем высокой духовности, оказывающей мощное влияние на людей может быть не только служитель церкви, но и представитель науки, искусства, общественный активист. Известный славянофил Юрий Федорович Самарин писал о своем обучении в Московском университете: «Из профессоров того времени сильнее всех действовал не только на меня, но и на многих других Погодин. Он не заискивал популярности, как И. И. Давыдов; лекции его не отличались художественною законченностью и совершенною новизною лекций Печорина; в даре изустного изложения он далеко уступал Крюкову; но он отличался тем, чего не имел никто из них - мы чувствовали в нем самостоятельное направление мысли, направление, согретое глубоким сочувствием к русской жизни. Чему нас выучил Погодин, я не могу сказать, передать содержание его лекций я был бы не в состоянии; но мы были им наведены на совершенно новое воззрение на русскую историю и русскую жизнь вообще... Все это высказывал Погодин довольно нескладно, без доказательств, но высказывал так, что его убеждения переливались в нас» (4).
«Чудо» преображения мировоззрения личности начинается тогда, когда она встречается с духовным идеалом, воплощенным в высоконравственном поведении личности, историческом событии, культурном достижении, духовно-нравственном подвиге. Православные идеалы на протяжении столетий были творческими началами, которые с помощью социокультурных технологий воплощались в культурных достижениях и исторических свершениях и определяли русское самосознание и образ жизни. Профессор Погодин открывал студентам значение православных идеалов в русской истории, показывал и объяснял формирование социокультурных моделей русской жизни, которые постепенно становились традициями. Мощную силу подобного воздействия преподавателя на сознание студентов можно объяснить только одним – силой энергии духовных идеалов, которой обладал сам профессор Погодин.
Чтобы стать щедрым сеятелем на поле сохранения русской культурной традиции нужно иметь высокий потенциал духовности. Достижение такого потенциала возможно двумя путями: 1) появление на арене общественно-культурной работы «новых славянофилов», способных своими публикациями преображать общественное сознание; 2) создание общественного движения хранителей русской традиции.
И если первый путь вызывает сомнения, то второй – вполне реален. Объединение большого числа активистов с православным мировоззрением или уважающих православные духовные идеалы сформирует большой духовный потенциал, достаточный для создания русской культурной автономии в Латвии.
Валерий Бухвалов, доктор педагогических наук
