Одно из самых заметных последствий грехопадения человека – чувство одиночества. Оно сидит в подкорке, оно преследует человека всю его жизнь: человек бессознательно воспринимает себя как нечто совершенно отдельное от всего остального, как нечто самоопределяющееся... и никому, кроме него самого, по-настоящему не нужное. Говоря чуть иначе, человек чувствует, что он никому – даже близким! – не нужен настолько, насколько он нужен самому себе.
Ведь его смерть – это смерть только для него. Остальные могут горевать, скорбеть, близкие могут переживать крайне тяжело, да... Но они всё равно продолжат жить, когда я умру. И те, кто умер при моей жизни, те, кого я сердечно оплакал(а) – разве их смерть была моей смертью?
Смерть – только моя, жизнь – только моя, существование – только моё. Боль, скорбь, несчастье – тоже только мои. Как бы ни сострадали мне другие люди – сострадать всё равно не то же, что страдать; я знаю это и по своему собственному, и по чужому опыту сострадания. Один священник, служащий в больничном домовом храме, говорил так:
– Я войду в онкологическую палату и сделаю всё, чтобы поддержать человека, лежащего там на койке. Я постараюсь найти для него слова, я приму его Исповедь, я причащу его, если он об этом просил. Но потом я выйду – не только из палаты, но и из его ситуации, – а он останется в ней до своего конца. Я пойду жить дальше, а он останется умирать. И я очень хорошо это понимаю.
Смерть – только моя, жизнь – только моя, существование – только моё. Боль, скорбь, несчастье – тоже только мои
Но это – о страданиях, очевидных внешне и всем понятных; а ведь есть еще внутренняя, душевная боль, и она, как правило, неизвестна или заведомо непонятна окружающим. Рассказать о ней трудно – даже человеку, которому доверяешь «как себе»; трудно уже потому, что это был бы слишком долгий и тяжелый для него рассказ. Да и по этическим соображениям причины нашей внутренней боли подчас не подлежат разглашению. Нам всем приходится о многом молчать, много с чем оставаться наедине. И это усиливает чувство одиночества.
Я один (одна) в этой непостижимой Вселенной. Это страшно. Это постоянное напряжение, подспудная причина нашей ранимости, проблемности, психологических травм. Если разобраться, всякое наше болезненное переживание – это именно переживание одиночества.
Если разобраться, всякое наше болезненное переживание – это именно переживание одиночества
Любовь, особенно любовь в семье, отчасти снимает это напряжение, лечит человека, показывая ему, насколько он значим для близких. Но потому-то и сложна подчас семейная жизнь, потому-то и воспринимается она как своего рода минное поле, что ниточка эта на самом деле тонка и всё время где-то рвется – нужно терпение и мужество, чтобы изо дня в день связывать ее кончики. Недаром мудрые люди говорят, что семья – это ежедневный труд; а если люди не мудры и этого не понимают, семья или рушится, или пересыхает и, по сути, уже не живет, хотя и сохраняет видимость благополучия.
Что примечательно, любовь, которую мы называем естественной – родителей к детям, мужчины к женщине, женщины к мужчине, – она бывает очень сильной, глубокой, одновременно и нуждающейся, и отдающей… Но она иногда не только не спасает нас от одиночества, но, напротив, усиливает это чувство. Любящий человек снаружи. А любимый – где-то у себя внутри. Получается, что любящий любит как бы не его. Человек страдает наедине с собой, а там, снаружи, – любовь, которая, может быть, и очень хочет ему помочь, но оказывается бессильной. Или даже травмирующей, потому что не в силах понять и принять его внутреннее состояние. В чьей жизни не было подобных драм?
И это при том, что одинокий человек нуждается в любви. Да, та самая глубокая травма персонального одиночества делает нас голодными до любви, заставляет ее искать… или заменять многочисленными суррогатами.
Травма персонального одиночества делает нас голодными до любви, заставляет ее искать или заменять многочисленными суррогатами
Привычка смотреть сразу во все зеркала этого мира, искусственно раздувать свою значимость, привлекать к себе внимание едва ли не любой ценой, добиваться успеха, известности, славы – не помня вечных слов «вся сия не веси, кому оставиши» – это нравственная болезнь, это грех, но соблазняет человека на этот грех то самое онтологическое одиночество.
Чувство вселенского одиночества обостряется, когда ты терпишь поражения, неудачи, обиды; когда ты оказываешься невостребованным; теряешь близких и друзей; когда тебя постигает телесная болезнь или иное бедствие.
Открывая Евангелие, ты находишь в нем слова о теснейшей связи человека и Бога, Христа и христианина; о том значении, которое имеет для Бога человек, и о том, как Бог в человеке Себя продолжает:
«Пребудьте во Мне, и Я в вас. Как ветвь не может приносить плода сама собою, если не будет на лозе: так и вы, если не будете во Мне. Я есмь лоза, а вы ветви; кто пребывает во Мне, и Я в нем, тот приносит много плода; ибо без Меня не можете делать ничего. Кто не пребудет во Мне, извергнется вон, как ветвь, и засохнет; а такие ветви собирают и бросают в огонь, и они сгорают. Если пребудете во Мне, и слова Мои в вас пребудут, то, чего ни пожелаете, проси́те, и будет вам. Тем прославится Отец Мой, если вы принесете много плода и будете Моими учениками. Как возлюбил Меня Отец, и Я возлюбил вас; пребудьте в любви Моей» (Ин.15, 4–9).
Но эти слова, как и слова молитвы за учеников (Ин.17, 6–26), могут оказаться для нас пусть и прекрасными, но всё же лишь словами – если…
Если мы не найдем в себе той толики смирения, которая даст нам возможность не только разумом понять, но и всем существом своим человеческим почувствовать: каждый из нас не случайно оказался на этом свете и не сам по себе на нем существует. Моя жизнь – не только моя. Каждый из нас – живая, неслиянная, но и не отдельная частица тварного Бытия. Частица, всегда и непосредственно связанная со своим Творцом. И всё, происходящее с тобою, происходит в этом едином Бытии, и не только для тебя происходит, но и для Него тоже.
Это при том, что Его событие – это не мое событие, понятно. Взгляд Бога – не мой взгляд!.. Творец знает, что происходит со мною на самом деле, в подлинной реальности. А я – чувствую и переживаю то, что происходит со мною в ее модели. Модели, которую создаю я сама, которую создает общество, культура, модели, которая обусловлена историческим моментом и моментом моего личностного развития.
Моя подлинная судьба для меня тайна. Но тайна – не значит нечто навсегда закрытое и как бы для меня не существующее. Тайна Божиего Промысла обо мне открывается – по-разному, в разных моих событиях, открытиях, встречах, внутренних состояниях, интуитивных поступках, которым я подчас сама удивляюсь… Открывается в моей способности любить других – а это, действительно, способность, дар. Открывается и в то же время остается тайной – так, наверное, и должно быть.
Как же нам необходимо это чувство тайны, таинственности того, что с нами происходит! Если этого чувства нет, мы живем на плоскости, а с ним оказываемся в трехмерном пространстве и чувствуем вертикаль. Просыпаясь утром, мы более или менее представляем себе предстоящий день – хотя и знаем, что в нем могут случиться любые неожиданности. Но счастлив человек, у которого, кроме этого знания, есть еще и чувство тайны – тайны того, что будет делать с ним сегодня Господь, какой дорогой Он его проведет, что покажет, о чем подвигнет задуматься… В этом чувстве – уже встреча. Встреча, после которой не должен уже человек чувствовать себя одиноким…
Не должен, но почувствует еще не раз и не два, поскольку падшая наша природа – скользкая и косная, и бороться за подлинную духовную жизнь нам приходится весь наш земной срок. И можно устать, можно отчаяться в этой борьбе, а если что-то поможет – то только смирение. Оно ведь и заключается в том, что ты сам себя от Бога не отделяешь, никакого отдельного, особого значения себе не придаешь. «Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное» (Мф. 5, 3).
Иной человек смирится только тогда, когда все возможности самовозвышения у него закончатся. А иной все же постарается сделать это раньше – глядя на полевой цветок, на поющую серую птаху, на бабочку; глядя в глаза другого человека и понимая, что этот человек – такая же вселенная, как он сам; открывая Евангелие и читая слова:
«Придите ко Мне все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас; возьмите иго Мое на себя и научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем, и найдете покой душам вашим; ибо иго Мое благо, и бремя Мое легко» (Мф.11, 28–30).
Что значит – взять Его иго на себя? Иго Христово – любовь. Любовь к Отцу, выраженная в исполнении Его воли, любовь к людям, которых Отец вверил Сыну. Взять иго на себя – значит любить Бога и ближнего. Почему это бремя легко? Потому что оно естественно для человека – человек вот именно так и должен жить, именно в этом измерении призван расти. Если мы, пусть и не сразу, с трудностями, через препятствия, но все же поймем это и примем – мы обретем уже не только чувство тайны, но и чувство той самой живой связи, о которой не раз и не два говорит Христос в Евангелии. А это и есть покой, мир, внутренняя тишина, духовное здоровье… и, наконец, подъем над одиночеством.
