Введение
В современном медиапространстве мы слышим о новых идеологических героях: Скурлатов, Демин, Иванов, Прозоров, Богумил Голяк, Жарникова, Юрковец, Орешкин, Гриневич, Гусева, Миролюбов, Тороп… Это лишь малая часть массива прямых или опосредованных идеологов современных неоязыческих движений. Эти авторы осуществляют индоктринацию читателя в современные неоязыческие идеологемы. Церковь должны серьезно насторожить те идеи и мифы, которые распространяет подобные идеологи через свои книги и статьи.
Альтернативная историография
Российские неоязычники с точки зрения социального формата существования воспроизводят три модели поведения. Первый модус условно можно обозначить как «ритуальный эскапизм». Он выражает некие социально изоляционистские тенденции, когда небольшие по численности неоязыческие общины образуют закрытые непрозрачные сообщества в рамках городского пространства или сельской местности, регламентируя повседневную жизнь посредством сконструированного ритуала и этических правил (к примеру, экоязыческая община Доброслава). Степень вовлеченности в неоязыческую идеологему у представителей таких общин крайне высокая. Второй модус отражает более распространенный и социально ассимилированный тип поведения, и легко интерпретируется через понятие «субкультура». Степень вовлеченности адептов низкая и выражается в периодическом участии в языческих праздниках, редком соблюдении ритуала. В большей степени они не затронуты глубинными мировоззренческими вопросами, но интенсивно используют символы и знаки неоязыческой религии как субкультуры, тем самым отражая активную позицию в поиске собственной идентичности (к примеру, участники тематических фестивалей, средневековых реконструкций). Третий модус отражен в поведенческом паттерне «кабинетных» (идеологических) неоязычников, для которых решающее значение имеет лишь языческое мировоззрение, оригинальная картина мира. Для них неоязычество – это идеология, система взглядов, набор мифологем, без ритуалистского подкрепления. Возникнув в узко интеллектуальной среде общественных организаций и культурных сообществ, этот модус демократизировался и актуализируется в сетевом пространстве. Важно, что он отражает весь спектр вовлеченности – от скучающих интернет-троллей до маргинальных идеологов неоязыческой революции. Именно этот модус обладает более мощным потенциалом социальной и политической активности. Именно «идеологические язычники» ввели в отечественное интеллектуальное пространство такую концепцию, как «славяно-арийский миф».
«Славяно-арийский миф» являются пропагандистским смешением тем расового превосходства (русские как нация, не ограниченная временем и пространством), параноидальной конспирологии (заговор академической науки против «русского мифа»), некоего национального возрождения (возвращение русских богов). Популяризируется идеологема «русского мифа», по которому история русских и их культуры удлиняется на многие тысячелетия, а ареал их влияния расширяется до масштабов всей Евразии. Славяне якобы жили на колоссальных территориях, начиная с глубокой древности. Как такое возможно при утверждении официальной историографии о зарождении русской государственности в IX-X вв. в пределах немаленькой, но ограниченной территории Восточной Европы? Методика проста: искусственное и безапелляционное отождествление славян с древнейшими историческими народами, используя не верифицируемые способы аргументирования (дилетантская этимология, фальсификация источников, народная археология и пр.). Поэтому нет ничего удивительного, когда мы сталкиваемся с самыми неочевидными примерами идентификации древних русских с троянцами, скифами, готами, этрусками и пр. Причем автор-популяризатор не утруждает себя доказательствами: допустим, античную Трою стоит называть славянской по причине свидетельств «Слова о полку Игореве» о «веках Траяновых» и т. д. Еще русский литератор Е.И. Классен[1] довел подобную технику до сюрреалистических картин, на полотнах которых соседствуют русские защитники Трои с русами царя Соломона, заполняют Геродотову Скифию.[2] Важны и филологические штудии, где все рунические памятники объявлены славянскими, а санскрит отождествлен со старославянским. Кстати, именно современные националисты-неоязычники (журнал «Волхв») возобновили интерес к подзабытым гипотезам Классена.
Идея «универсализации» русских, распространения славян повсюду и во все эпохи, сама по себе не нова и восходит к дореволюционным литературным опытам. Альтернативная генеалогия «русского народа» появилась в XVIII веке в рамках т. наз. «славянской школы»[3], где были выдвинуты основные идеологические принципы не только неклассической историософии, но и заложены основы будущих неоязыческих систем. Можно констатировать ее теоретическое родство с т. наз. «арийским мифом», утверждающим господствующую роль «арийцев» в образовании человеческой цивилизации. Этот этнос, как архаичный культуртрегер, обладал особым креативным потенциалом, осуществляя победоносные войны, захватывая новые территории и оцивилизовывая местное население. Еще знаменитый Гердер считал, что любой древний народ рефлексирует себя как нацию «перворожденную» и претендует на то, чтобы быть колыбелью человечества.
Современными неоязыческими мифологемами приносится несомненный образовательный и культурологический вред, ведь апеллируют они к самым странным, неакадемическим историческим гипотезам (к примеру, «арктическая теория происхождения ариев»).
Рассматривая эти гипотезы, мы сталкиваемся с методологическим нонсенсом, указывающим на стратегию мифотворчества. Ведь изначально существует бездоказательный постулат доисторического происхождения славян и их цивилизации, который подкрепляется подбором фактов и свидетельств из обширного свода гуманитарных и естественнонаучных дисциплин. Цель, как бы предзаданная, оставляет за автором полную свободу действий в выборе средств и методик. И чем массивнее и эрудированнее результат этих поисков, тем сильнее восприятие и отдача от потенциального читателя. Многие из мифотворцев, кроме того, апеллируют к «интуитивному» методу исторического познания. Как мы знаем из прошлого, интуитивизм и почвенничество были методологической опорой нацистских историков.
Распространяется мифологема, которая не просто подминает под себя известные исторические факты, но и создает новые. Отсюда такое громадное число подделок и исторических фальсификатов, введенных в культурологический оборот воинственными дилетантами за последние три десятилетия. Очарование образом дохристианской языческой Руси, имеющим крайне скудный набор исторических свидетельств, подталкивает исследователей к смелым реконструкциям прошлого, искусным фантазиям и домысливаниям. Эта деятельность происходила в плоскости т. наз. «популярной археологии», направлением, интересующимся историческими дисциплинами, но не обременяющими себя строгостью научных методик. Это движение можно рассматривать в русле «развлекательной историографии», где сенсационный или интригующий эффект важнее соответствия исторической истине. А на выходе получается эклектика из популизма, дилетантизма, наукообразности, вульгарного «демократизма».
«Неоязыческий националистический дискурс» в широком смысле принадлежит секулярным модернистским мифологемам. Подобное мифотворчество стало актуальным в XVII-XVIII вв., в период заката монархического абсолютизма и зарождения национализма. Националистические мифы прошлого и настоящего остаются на уровне слабой верификации, то есть на крайне низкой степени научной доказательности. Поэтому какие-то дискуссии с представителями подобных концепций крайне затруднительны, ведь они отвечают научным стандартам XVIII века, стандартам, как многие понимают, давным-давно устаревшим.
Хотя многие националистические писатели осознавали мифологичность собственных построений, облекая их в более приемлемые для социума художественные формы, они декларировали существование «аутентичной истории». То есть история легитимируется не соответствием фактам или свидетельствам истины, а силой патриотизма. Поэтому вполне объяснимо, что трактаты неоязыческих националистических авторов переполнены домыслами и патриотической фантазией, когда всевозможные цивилизационные достижения приписываются одной нации, в данном случае русской. Мы понимаем, что подобный подход приносит скорее вред, чем пользу, даже в том самом, патриотическом смысле.
В целом мы наблюдаем весьма странные взаимоотношения современных мифотворцев с академической наукой. С одной стороны, классическая наука резко критикуется за «узость» и материалистичность, «холодную безнравственность» и отсутствие гуманизма, ей присваиваются некие ограниченные этнические черты (допустим, в негативистской фразе «иудео-материалистическая наука» явно проглядывается антисемитизм). Кроме того, историческую науку советского времени дискредитируют за идеологический пресс государства, отрицают ее реальные достижения. Но с другой стороны, в построении мифологем активно используются научные схемы, выборочно употребляются научные методики, да и в целом мифотворцы апеллируют к научным знаниям. За внешней противоречивостью прячется утилитаристский подход мифологической картины мира по отношению к светскому научному инструментарию. Многие мифотворцы двигаются в русле научного популизма, когда отдельные научные методы используются для достижения заданных мифологических целей.
«Неоязыческий националистический дискурс» представляет собой искусственные реконструкции, взгляд на настоящее через воображаемое прошлое. Такой мировоззренческий разрыв дает возможность для распространения не свойственных современному мультикультуралистскому и толерантному миру идей расизма, магизма, элитаризма. Такой дискурс находится в несомненной конфронтации современным реалиям и подталкивает своего носителя к двум установкам; либо оккультная (неоязыческая) оппозиция типично светским социальным процессам, либо стратегия эскапизма, уход в мир воображаемого, в среду узкого элитизма.
Современное неоязычество как идеологическая основа радикального национализма
Русский национализм современного типа развивался параллельно с феноменом русского неоязычества; националист обязан стать язычником, по утверждению современных идеологов этнонационализма. Оба этих явления свою подоснову находили в «славяно-арийской» мифологеме. Ведь «русский националист может быть только поклонником родной веры, веры в своих русских богов».[4] Русский национализм становится как шовинистическим инструментом, так и декларацией местных традиций, региональной идентичности. Русское националистическое неоязычество скрещивает классический дореволюционный этнонационализм и оккультные идеи теософии. Они опираются на шовинистическую мистику, дабы защитить национальную идею от влияния западных либеральных идей.
От историософии к неоязычеству?
Русские неоязыческие националисты всячески используют теософские образы «Гипербореи», «Атлантиды», «Золотого века», говоря об истоках человеческой цивилизации. И это неслучайно. Неклассическая историософия, т. наз. «альтернативная история» и подобные им феномены стали фактором зарождения неоязыческих концепций.
В современности первым миф о воинственных гипербореях стал культивировать Ф. Ницше, связывая его с собственным идеологическим конструктом, мифом о сверхчеловеке. Именно ницшеанские образы гипербореев и арийцев в дальнейшем стали использоваться нацистскими идеологами.[5] Французский эзотерик XIX в. Луи Жаколио сконструировал миф о древнейшей теократии под названием Асгартха (располагавшейся на территории Индии), завоеванной впоследствии арийцами и являвшейся мифологическим источником иудейской и христианской традиций. Эта концепция оказала ключевое влияние на классическую теософию и т. наз. «арийское христианство». Немецкие ученые Гёррес и Крёзер фиксировали влияние брахманизма на иудаизм. Французский эзотерик Фабр д’Оливе локализовал арийскую родину на полярном материке Арктиде (Арктогее), основываясь в своей реконструкции на «бореальную» гипотезу Ж.-С. Байи, утверждавшего факт зарождения человеческой цивилизации с Крайнего Севера.[6] Французский оккультист Александр Сент-Ив д’Альвейдр одухотворил этот миф, локализовав Асгартху под землей и сделав ее доступной для восприятия лишь избранным.[7] Все же гипотеза о северной прародине арийцев и как следствие всей человеческой цивилизации стала господствующей среди эзотериков. Американский писатель У.Ф. Уоррен поместил родину первых (допотопных) людей на Северном полюсе.[8] Б.Г. Тилак в своей книге «Арийская прародина в Ведах»[9] доработал данную теорию ради подтверждения древности ведических ариев. Именно в Ведах Тилак находил косвенные свидетельства северной родины брахманов-ариев. Стоит отметить, что в изложении Тилака эта мифологема стала одной из центральных во многих современных неоязыческих группах. Е.П. Блаватской[10] эти мифы были окончательно доработаны и систематизированы. Превознесение «арийцев», ведизма, брахманизма, санскрита, катастрофизм, «смена рас», введенные классической теософией через Блаватскую, стало впоследствии общим местом для современных неоязычников и представителей иных НРД.
Завороженность «религиозным арийством» в XIX в. приняла устрашающие формы; знаменитый идеолог расизма Х. Чемберлен постулировал «арийскую природу» Иисуса Христа и декларировал существование «арийского христианства», искажаемого в течение истории иудаизмом.[11] Впоследствии концепция «арийского христианства» станет фундаментом этического и религиозного ревизионизма, той пограничной зоной, с которой произошел сдвиг к неоязыческим системам. Такие закономерности явственно проявились в жизнеописаниях нацистских идеологов (Людендорф, Розенберг). Один из главных идеологов «арийского мифа» Гвидо фон Лист придал классической теософии расистский привкус, выставляя в авангард человечества «ариогерманцев». Используя эзотерические максимы, подбирая удобные данные из археологии и топонимики, обращаясь к образности фольклора, Лист находил потаенные смыслы, превозносившие «ариогерманцев». Лист обратил особое внимание на феномен рунической письменности как доказательства дохристианской цивилизованности предков немцев. Также он вывел принцип троичности как важнейший из столпов древнеарийского мировоззрения (теологические, социальные, метафизические триады).[12] Важно, что все эти исследовательские ходы были в дальнейшем использованы славянскими неоязычниками, авторами «славяно-арийского мифа».
Львовский довоенный неоязычник В. Шаян, определивший концепции многих современных российских неоязычников, в своей религиозной системе делал акцент на триаде Правь-Навь-Явь. Кроме того, один из самых скандальных и известных фальсификатов, «Велесова книга»[13], утверждает трехчастную структуру мироздания из тех же категорий: Явь (мир материального), Навь (мир потустороннего, духовного), Правь (мир законов). «Велесова книга» интересна не только самобытной и сфальсифицированной языческой теологией; она стала эксклюзивным памятником антихристианской идеологемы и любимым чтивом большинства националистов и неоязычников. Довольно неожиданно «Велесова книга» заполнила лакуну дохристианской истории Руси для неоязычников.
«Велесова книга», как считает большинство ученых, была сфальсифицирована русским писателем-эмигрантом Ю.П. Миролюбовым[14]. Как таковой ее стиль «дилетанта, старающегося писать, как древние» быстро выдает подделку. Сам Миролюбов в своей концепции также придерживался центрального значения указанной триады, но соглашался с критиками, не находившими эту неоязыческую троицу в древних верованиях. Миролюбов также старался следовать традиционному теософскому утверждению о значительном влиянии индуистских Вед на славянское язычество. Миролюбов не пошел по пути жесткой конфронтации язычества и христианства, свойственной многим современным неоязыческим группам, но придерживался принципов теософии и «арийского христианства», усматривая элементы «ведизма» в раннем христианстве или древних славянских культов в православии. То есть реально зафиксированный учеными историками феномен двоеверия на русской земле Миролюбов воспринял как свидетельство сохранения языческих традиций и надеялся на возможность «восстановления прошлого».
Неоязычниками не раз обозначается резкое неприятие современного русского православия в качестве национальной ценности и постулируется существование некоего реконструированного славянского «православия» (славящие Правь). В своем понимании соотношения архаичного славянского язычества с православием Климов, скорее всего, исповедует «мягкое язычество», готовое идти с православием на мировую ради торжества «русскости».
Теологическая тройственность славянского неоязычества параллелизуется с социальной, этнонациональной. Русский народ идентичен восточному славянству и состоит из трех национальных компонентов: великороссов, малороссов и белорусов. В силу приверженности их различным христианским конфессиям (униаты, православные, католики, протестанты) наблюдается идеологический раскол внутри «русского народа». Такие мировоззренческие разрывы негативны и не способствуют возвышению «русского народа», но, по мнению современных националистов, возвращение к истокам славянского язычества даст стимул к восстановлению идейного единства.
Акцент на тройственности русского народа свойственен современным язычникам. И это неудивительно, ведь ученик Шаяна, Ю.Г. Лисовой, стоял за мировоззрением о троичности русской нации. Сама по себе эта теза неплоха, но у неоязычников она связывается с преодолением религиозного раскола и возвращению к русским богам. Интересно, что именно украинские идеологи неоязычества первой половины XX в., такие как Шаян, Лисовой, Силенко, построив историософскую и вероучительную систему неоязычества, определили принципы и фундамент будущих российских неоязыческих движений. Все то, что вышеупомянутые идеологи декларировали относительно древних украинцев («русь», «ориане»), впоследствии было заимствовано отечественными «реконструкторами» язычества.
Неоязычники активно используют, как и многие современные язычники, астрологическую хронометрию. К примеру, продолжительность одного зодиакального периода равна 2160 годам, соответственно, целостная зодиакальная эпоха, состоящая из 12 частей, равняется 25 920 годам.[15] Такая хронометрия взята опосредованно у британских эзотериков XIX века, которые сами ничего не выдумывали, а заимствовали индуистскую традицию глобальных циклов по 8640 лет (каждый цикл разделен на четыре эпохи равной 2160 годам). Стоит отметить, что астрология и теософия дают самые разнообразные по продолжительности времени сакральные периоды. И все они не имеют никакого отношения к славянской мифологии. Надо сказать, что само понятие цикличности и периодичности восходит к традиционным вероучениям (к примеру, индуизм). Многим современным неоязычникам, претендующим на традиционные взгляды, свойственно оценивать историю не с «линейной» точки зрения (свойственной европейскому мышлению, использующему категории эволюции и прогресса), а с циклической, как смену эпох и периодов. Интересно, что движение нью-эйдж, из которого выходят многие неоязыческие группы, одним из важных характерологических признаков имеет сложную систему хронологии. Причем эта концепция оперирует важными вероучительными заключениями; к примеру, нью-эйдж утверждает, что современность попадает на переходный период смены эпох. Подобные утверждения довольно быстро стали объектом поп-культуры. Период расцвета Римской империи и возникновения христианства связан с началом эпохи под знаком Рыб.[16] Как мы знаем, Рыба является древним христианским символом. В настоящее время человечество находится на стыке эпох Рыб и Водолея, что является для астрологов иллюстрацией смены христианской парадигмы на новую.[17] Славянские неоязычники используют это астрологическое представление для доказательство скорого возвращения «родных русских богов» при наступлении эры Водолея.
Подбор источников и литературы у националистических неоязычников довольно беспринципный. Фольклор, будучи в действительности сложной, межкультурной, открытой, постоянно меняющейся системой, для них незыблемый свидетель архаичных времен и последняя инстанция языческой истины. Вообще, религиоведческие выводы на основании фольклора можно считать «высшим пилотажем» для исследователя, так как они требуют использования многообразных научных методик. Для многих неоязычников же фольклор содержит исключительно «чистые» повествования, восходящие к первичной традиции. Таким образом, неудивительно, что мы сталкиваемся сейчас с самыми разношерстными с точки зрения содержания неоязыческими группами, но при этом они обладают идентичными свойствами, являясь эклектичными образованиями, смесью «разновременных и разнокультурных напластований». Все эти фундаментальные недостатки не мешают современным неоязычникам считать себя претендентами на раскрытие древней славянской традиции. Там, где сугубо научными методиками пренебрегают, возникает акцент на интуиции, внутреннем знании, откровении. Также характерна народная (дилетантская) этимология, абсолютное непонимание архаичных топонимов и этнонимов, неадекватное обращение с фольклорными и историческими источниками.
Ученые на страже неоязычества?
К сожалению, не только откровенные эзотерики и теософы повинны в образовании неоязыческих структур. Концептуально обогатили славянское неоязычество и известные как дореволюционные, так и советские ученые: Иловайский, Рыбаков, Трубачев, Гусева, Жарникова.
Известно, что классический труд Б. Рыбакова «Язычество древней Руси» (1987)[18], довольно умозрительная реконструкция дохристианских верований славян, стал одним из главных источников многочисленных построений современных неоязычников. Кроме того, Рыбаков защищал ненаучную концепцию происхождения славян от скифов и принадлежности скифских легенд славянам, что свойственно неоязыческой историографии. Небольшие ненамеренные искажения в трудах авторитетного ученого могут быть серьезной опорой для националистических или неоязыческих фантазий. Рыбаков был «русским националистом… ультра-патриотом»[19], превознося русских, преувеличивая их заслуги в ущерб соседям. По смерти Рыбакова вышла брошюра неоязыческих общин, которые отмечали заслуги Рыбакова в «возрождении родноверия».
Многие профессиональные археологи создавали поводы для развития неоязыческого дискурса, просто исходя из личных амбиций. Знаменитый Аркаим, памятник среднего бронзового века, находка археолога Г.Б. Здановича, не имел бы того культового в масскультуре статуса, если бы не неоязыческие характеристики, которые ему вскоре после находки были присвоены. Через СМИ Аркаим как символ русской славы[20] стал гордостью русских националистов и местом паломничества множества неоязычников.
Другой известный ученый, лингвист О.Н. Трубачев ввел другую важную для современных неоязычников гипотезу – утверждение о родстве славян и индоариев в Северном Причерноморье. Сам тезис был не новым и задолго до Трубачева декларировался теософами, но не имел подобия научной доказательной базы. Трубачевым также двигало желание национальной реабилитации славян, принижавшихся западными концепциями.
Известный индолог Н.Р. Гусева стала главным идеологом концепции арийских корней духовных представлений славян.[21] Фиксация языкового родства между индоариями и восточными славянами привела в дальнейшем к многочисленным дилетантским опытам по сравнительному языкознанию, попыткам доказать близость лексем из санскрита и русского (ученица Гусевой, С. Жарникова). Поэтому не кажется странным, что впоследствии именно Гусева солидаризировалась с дилетантскими опытами Гриневича в выявлении «праславянской письменности». Как мы знаем, никто из научного сообщества концепцию Гриневича не поддержал, но она нашла широкую поддержку в среде неоязычников.
Рассуждения Гусевой о «ведизме» славян, формировании индоевропейской общности в Арктике в дальнейшем имели множество адептов, среди которых надо выделить вологодского этнографа С.В. Жарникову. Родину индоевропейцев Жарникова локализовала на Русском Севере, тем самым лишь уточнив и конкретизировав с этнографической позиции гипотезу Гусевой.[22] Но именно суждения Жарниковой о приходе индоевропейцев из приполярных стран и «ведизме» русских стали достоянием СМИ и поп-культуры через тематические репортажи, интервью, ток-шоу. Думается, именно посредством профанирующих лозунгов в СМИ, а не через наукообразные монографии Жарниковой, которые были еще перенасыщены узкоспециализированными этнографическими данными, Геннадий Климов познакомился с этой теорией.
Сама история неоязыческих идеологем показывает, что самыми успешными деятелями в процессе формирования и распространения новых религиозных систем были не специалисты, а популяризаторы, толкователи-энтузиасты, журналисты, оперирующие простым бытовым языком и выстраивающие примитивные логические связи. Неоязыческие концепции находят большую лояльность среди условного класса со «средней грамотностью» и делают ставку на интеллектуальный популизм, пропагандистские техники в СМИ. В итоге неоязычество – это тот продукт, который не может быть полностью примитивным, что его, естественно, отдаляет от славянского архаичного первоисточника (факт примитивности восточнославянских дохристианских верований несомненен), но и при этом неспособен двигаться в плоскости «высоколобого» интеллектуализма, что объясняется высоким порогом вхождения.
Возможно ли славянское язычество сегодня?
Славянская мифология не имеет единого реестра божественных имен и персонажей. Все ныне существующие иерархии, списки, классификации, введенные даже профессиональными историками или экспертами-религиоведами, имеют характер явно умозрительной реконструкции. Более того, можно констатировать очень неоднородный с локальной точки зрения, а также предельно дискуссионный с позиции исторической надежности набор источников. Многообразие «малых» источников[23] дает массу вариаций относительно целостности славянской мифологемы. Единая славянская мифологическая картина и ее конструирование – уже само по себе современный миф. Все дошедшие до нас историографические и религиоведческие заключения являются продуктом т. наз. «кабинетной мифологии», сферы, отдаленной от первоначального источника минимум на несколько ступеней.
Проблема славянской мифологии как научной дисциплины фундаментальна, ведь собственно существование славянских мифов поставлено под вопрос. Письменных свидетельств теории и праксиса дохристианского славянского язычества тех времен не существует. В этом и заключается смысл славянской мифологии. Поэтому славянская мифология развивалась и развивается в плоскости бартианского «метатекста», где исконная традиция утрачена навсегда и является результатом реконструкций с вторичными или косвенными данными, оставаясь игрой интерпретаций отрывочных и субъективных свидетельств средневековых полемистов.
Здесь мы сталкиваемся с примечательным гуманитарным феноменом «отсутствующего бытия». Вряд ли кто-то сомневается в существовании дохристианских языческих культов у славян. Но это существование можно назвать иллюзорным, поскольку не сохранился не только сам феномен, но и его следы. Оставшиеся отсылки к существованию язычества столь фрагментарны, ненадежны и большей частью выдуманы, что вызывают сомнения относительно научных суждений по сему поводу. Такая скептическая позиция, восходящая к трудам слависта А. Брюкнера (XIX в.), ставит под вопрос саму возможность функционирования славянской мифологии как дисциплины, по причине оперирования по большей части ошибочными свидетельствами и недостоверными данными. Но позиция крайнего научного скептицизма в отношении славянской мифологии привела к неуместной реакции, а именно к включению локальных фольклорных данных как равноправного мифологического источника. Атака на скептицизм была инициирована Романом Якобсоном, призывавшим расширить используемый массив данных за счет фольклора, лингвистики, топонимики, археологии, а не ограничивать себя узким сводом письменных источников историографии. Хотя акцент на технике комплексной реконструкции и возник в профессиональной среде, в дальнейшем он стал активно применяться пестрой массой любителей, дилетантов, профанов.
Подлинная традиция язычества в современных условиях не способна существовать по нескольким причинам. С точки зрения лексики и понятийного аппарата неоязычество весьма сильно отличается от сохранившихся традиционных языческих течений (индуизм, сохранившиеся архаичные культы). В неоязычестве ощутим вклад современного секулярного знания, технических и социологических наук. Секулярные понятия, как, к примеру, «расовая чистота» или «этнонационализм», просто не могли существовать в мировоззрении родоплеменных обществ, к которым и относилось классическое язычество. Также совершенно понятен социальный разрыв, существующий между стандартными носителями неоязыческого миропонимания, жителями мегаполисов, обитателями городской среды, и адептами классического язычества, то есть представителями родовых общин. Конечно, среди современных городских неоязычников существует склонность к социальному изоляционизму и радикальному групповому мышлению (приверженность субкультуре), но чаще всего такие тенденции все равно ограничивает урбанистический контекст. Другое несоответствие в неоязыческих системах – их отрыв от традиционного социального уклада, образа жизни. Возникает странный типаж современного технообывателя с архаичным мышлением и примитивной религиозной картиной мира. Кроме того, критика научного мышления современными неоязычниками, взращенная, например, экологизмом, оказывается внутренне противоречивой, ведь основные исторические свидетельства о традиционных культурах пришли к нам из научной среды, стараниями археологов и историков. Стоит напомнить и о полной искусственности ритуальной компоненты неоязычества; часто это фантазирование и компилирование на тему ритуализма классического язычества. То есть отдаленность неоязычества от предполагаемого религиозного предка радикальна и доказательно обусловлена словесными, обрядовыми, общественными и пр. факторами.
Многие современные светские исследователи несколько пренебрежительно оценивают социальный и политический потенциал неоязыческих форм религиозности. Для них светский национализм не нуждается в подпорке религиозности, еще к тому же максимально осовремененной, о чем говорит сам формат неоязычества. Но именно в этой осовремененности и кроется социальная опасность неоязыческих течений. Их произвольное конструирование позволяет сообразовываться с актуальными формами социальной активности, отсюда востребованные в настоящем экологические, этнические, субкультурные черты, присутствующие в неоязычестве. В действительности здесь наблюдается обратный эффект; многие неоязыческие религиозные культы возникали именно из молодежных субкультур (к примеру, поклонники средневекового фэнтези, «толкиенисты»). И такие закономерности говорят многое относительно природы современного неоязычества.
Пренебрежительное отношение светской науки не совсем оправдано, так как здесь забывается тот эффект политической и социальной активности, который способна производить система неоязычества. Кроме того, если подойти к неоязычеству с генеалогической точки зрения, то несомненно, что его происхождение связано с культивированием на Западе в 60-е гг. «новых религиозных движений» (НРД). В данном случае феномен славянского неоязычества множество вещей роднит с «шестидесятническим» неоиндуизмом, то есть современным прочтением индуистских мифологем. При этом между ними существует одно фундаментальное различие; если неоиндуисты адаптируют под западное мышление еще живую религиозную традицию Востока, то славянские неоязычники, не ограниченные в своих фантазиях религиозной действительностью, занимаются не адаптацией, а произвольным конструированием мифологических форм. Тем не менее оба направления осуществляют сходную функцию, пытаясь заменить традиционные христианские ценности, почему-то кажущиеся несправедливыми или архаичными, новой социокультурной и этической системой. Если посредством неоиндуизма происходит рецепция традиций индуизма и иных восточных религий, то в случае с славянским неоязычеством мы сталкиваемся с эклектичной подборкой норм и установок, историософским фантазированием.
Проблема в отношении НРД заключается в их крайне расплывчатой мировоззренческой системе. В этих движениях практически отсутствуют организационные и вероучительные критерии, присущие традиционным религиям. За мировоззренческую основу берутся самые разнообразные священные тексты, религиозные положения которых часто противоречат друг другу, что наводит на мысль о конструировании эклектичной системы взглядов.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Националистический неоязыческий проект имеет ныне определенную медийную силу не только по причине социальной нестабильности и господствующего мультикультурализма. Одним из главных факторов такого необычного медиавозвышения стал беспрецедентный массив участников-дилетантов в дискуссионном поле историографии и религиоведения. Эти дискуссионные площадки не ограничены методичностью и строгостью научных суждений, а, напротив, перенасыщены самыми экзотичными и скандальными гипотезами, ведь на подобных форумах нет регламентирующих принципов, но приветствуется читательская лояльность, завлекательность, экстравагантность суждений, патриотический пыл. Масскультура наступает на границы науки, пытаясь отнять чужие территории; это как раз касается столь скудной по источникам и свидетельствам дисциплины, как история Древней Руси. Масскультура как бы утверждает: мы не намерены терпеть серость, строгость, взвешенность, серьезность академической науки, мы берем инициативу в свои руки! Националистический неоязыческий проект – это поток бессистемных мыслей, фактов, инвектив, сравнений, более всего напоминающий произведения, созданные сюрреалистами по критерию «автоматического письма».
[1] См. Белоконь С.И., Николаева Е.Г. Классен Егор Иванович. «Русские писатели. 1800-1917 гг. Биографический словарь». М., 1992. Т. 2. С. 548.
[2] Описание памятников, объясняющих славяно-русскую историю, составленное Фадеем Воланским, переведенное Егором Классеном // Новые материалы для древнейшей истории славян вообще и славяно-руссов в особенности с легким очерком истории русов до Рождества Христова. М., 1854; СПб., 1995.
[3] На рубеже XIX–XX вв. даже серьезные археологи грешили неверными идентификациями предков славян со скифами и сарматами, к примеру, Забелин.
[4] Хомяков П.М. Россия против Руси, Русь против России. [Электронный ресурс.] URL: https://history.wikireading.ru/134655.
[5] Ницше Ф. Антихрист. Проклятие христианству // Ницше Ф. Соч. М.: РИПОЛ-классик. 1997. Т. 2: с. 635-696.
[6] Байи Ж.-С. Письма об Атлантиде Платона и о древней истории Азии // Атлантида и Гиперборея: мифы и факты, М.: ФАИР-Пресс. 2003. С. 23-265.
[7] Сент-Ив д Альвейдр А. Миссия Индии в Европе. Пг.: Новый человек. 1915.
[8] Уоррен У.Ф. Найденный рай на Северном полюсе. М.: Гранд, ФАИР- Пресс, 2003.
[9] Тилак Б.Г. Арктическая родина в Ведах. М.: Гранд. 2002.
[10] Блаватская Е.П. Тайная доктрина. Т. 2. Антропогенезис. Кн. 3-4. М.: Прогресс, Сирин. 1991-1992.
[11] Чемберлен Г., Коннер Д. Тайна Вифлеемской звезды, или кем был Христос. М.: Алгоритм. 2009.
[12] Лист, Гвидо фон Тайна рун. М.: София, Геликон. 2001.
[13] Велесова книга. Перевод и коммент. А.И. Асова. М.: Менеджер. 1994.
[14] Миролюбов Ю.П. Материалы к преистории русов. Munchen: О. Sagner. 1983.
[15] По мнению астрологов, оборот вращения нашего Солнца вокруг «центрального солнца» Вселенной составляет 26 000 лет. Орбиту нашего Солнца называют Зодиаком, который состоит из 12 знаков: Овен, Телец, Близнецы, Рак, Лев, Дева, Весы, Скорпион, Стрелец, Козерог, Водолей и Рыбы. Солнечная система проходит один знак примерно за 2100 лет, что составляет время эпохи, однако из-за «астрального смещения Солнце проходит через знаки Зодиака в порядке обратном приведенному выше». Эверетт А. Эпоха Водолея // Путь к себе. Июнь. 1991. №12(15). С. 1.
[16] Доулинг Х. Леви. Евангелие Иисуса Христа Эпохи Водолея. Пер. с англ. СПб.: Общество ведической культуры. 1997. С. 5.
[17] Эверетт А. Эпоха Водолея // Путь к себе. Июнь. 1991. №12(15). С. 2.
[18] Рыбаков Б.А. Язычество древней Руси. М.: 1987.
[19] Клейн Л.С. Воскрешение Перуна. К реконструкции восточнославянского язычества. СПб: Евразия, 2004. С. 70.
[20] Аркаим представляли одним из древнейших городов страны, «центром государственности номового типа», изображали его «храмом-обсерваторией», сопоставимой со Стоунхенджем, писали о его «магических кругах», якобы воспроизводивших модель Вселенной, и даже называли его родиной древнего иранского пророка Зороастра.
[21] Гусева Н.Р. Индуизм. М.: Наука. 1977. С. 66-67.
[22] Жарникова С.В. Золотая нить. Вологда: Областной научно-методический центр культуры и повышения квалификации. 2003. С. 226-233.
[23] Первые упоминания славянского язычества: Прокопий Кесарийский, Константин Багрянородный, Лев Диакон.
Письменное наследие восточных славян: Повесть временных лет, Слово Исайи пророка, Слово некоего христолюбца, Слово св. Григория, Слово Иоанна Златоуста, О посте к невежам, Слово Иоанна Златоуста о лечащихся в болезни волхованием, Слово св. отца Моисея о ротах и клятвах; Слово св. отец, како подобает христианом жити; Слово св. отца Кирилла, Слово и откровение святых апостол, Слово св. Дионисия о желеющих, Слово истолковано мудростью от святых апостол и пророк, Слово св. Нифонта о русалиях, Слово учительно наказует о веровавших в стречу и чех.
Мищенко Максим, иерей
https://bogoslov.ru/article/6168313
