Не господствуя над наследием Божиим, но подавая пример стаду (1 Пет. 5: 3)
– Отец Всеволод, Вы преподаете пастырское богословие – предмет, который обязательно присутствует в программах духовных учебных заведений и который не читается в светских вузах. В чем особенность этого предмета как учебной дисциплины?
– Ответ на этот вопрос предваряет курс пастырского богословия как своего рода введение в предмет. Главное – показать, каким должен быть пастырь, какие задачи, цели он должен перед собой видеть при совершении своего служения. Освещается не столько церковно-практическая сторона пастырской деятельности, не только литургическая жизнь Церкви, прихода, не только проповедническая деятельность, не только душепопечение, но в большей степени говорится о настроении самого пастыря при совершении всего этого, как он должен быть настроен, чего ему надо остерегаться, к чему стремиться, даже как к этому конкретному делу внутренне готовиться. Основная задача – осветить внутреннюю жизнь пастыря, показать, каким он должен быть при исполнении разных видов пастырского служения.
– А почему курс называется богословием?
– Потому что этот курс пытается богословски обосновать саму необходимость существования священства в Церкви, а также догматически объясняет отдельные задачи служения пастыря.
И Ветхий Завет, и апостол Петр в Новом Завете называют весь народ Божий царственным священством, людьми избранными. И возникает вопрос: а зачем этому царственному священству еще какое-то иерархическое служение? Вот здесь, собственно говоря, и требуется богословие.
Люди, даже прибывая в ограде Церкви Христовой, совершая свое спасение, постоянно отпадают во грех, а через грех отпадают и от Церкви. Не случайно в предпоследней молитве таинства покаяния пастырь просит Господа примирить грешника с Собою и с Церковью: «Примири и соедини святей Твоей Церкви во Христе Иисусе, Господе нашем». Да, мы действительно народ Божий. Но помимо священства в широком смысле – для всех христиан – необходимо еще особое священство, которое продолжает сохранять святость народа Божия, помогает сохранять эту святость независимо от падений и отступлений во грех. И такое священство должно быть облечено особой благодатью. Это и есть иерархическое священство, для того оно и существует в Церкви.
Если мы говорим о мирянах и о священниках тоже как о людях, спасающихся внутри Церкви (потому что священство, когда речь идет о личном спасении, никогда не отделятся от мирян: каждый должен спасаться), то здесь речь ведется о благодати Духа Святого, Который сходил в день Пятидесятницы на каждого в отдельности. Если же мы говорим о иерархической благодати священства, то тут речь идет о приобщении к тому, что совершил Христос Спаситель. Он дал пастырям – сначала апостолам, потом епископам и священникам – власть совершать на земле таинства, продолжать то дело, которое Он начал. Вот в чем служение священства иерархического: доводить до каждого члена Церкви ту благодать, которую дал Господь Иисус Христос всей Церкви.
А возьмем, к примеру, аскетику христианства, в которой тоже большая доля богословия – нравственного богословия. Очень важно знать, как аскетику применить к спасению каждой отдельной души. Ведь пастырь не должен всех «стричь под одну гребенку», не должен думать, что все сегодня пришедшие в храм на богослужение в одинаковой степени святы. Каждого человека надо вести его собственным индивидуальным путем. Пастырь должен соотносить способности каждого человека, немощь его, его готовность, допустим, на подвиг, готовность отрешиться от своих каких-то греховных наклонностей с тем общим христианским аскетическим учением, которое он получил от Церкви.
– Многообразие людских поступков и проступков велико, и мерить всех прибегающих к исповеди «одним аршином» нельзя. Не предполагает ли курс пастырского богословия некую систематизацию, так скажем, грешников, чтобы легче было выбрать для каждого путь исправления?
– Конечно, своего рода типологизация есть. С течением времени она, правда, меняется, если сравнивать, например, с той, которую предложил митрополит Антоний (Храповицкий) в начале XX века, а потом, в середине века, архимандрит Киприан (Керн). Сегодня все меньше «простецов», о которых они писали, – людей, простодушных в вере, которые доверяют каждому слову пастыря. Сейчас все больше и больше людей подобных апостолу Фоме, которые через себя, через свой разум пропускают каждую истину, стремятся на себе испытать то, о чем говорится в Священном Писании.
– А есть какие-то общие подходы или рекомендации относительно частоты исповеди, причастия и правил говения для мирян?
– Общих правил нет, надеюсь, и не будет. Нельзя предписать, что священник должен всех причащать столько-то раз в году, а если не выполнит предписание, наказывать, как это было, например, в XVIII веке, при Анне Иоанновне, когда за отлучение от причастия кого бы то ни было священника могли лишить сана и сослать в Сибирь. Святитель Филарет, митрополит Московский, говорил, что к каждому надо подходить индивидуально. Невозможно для всех определить некую общую схему, когда причащаться. Это каждый раз зависит от конкретных обстоятельств конкретного человека. Одному необходимо причащаться часто, даже на каждой литургии. По моему мнению, это необходимо тогда, когда человек находится в какой-то духовной борьбе: либо тяжелое стеснение какое-то претерпевает, либо какую-то страсть преодолевает извне или внутри себя, либо какие-то искушения у него. Когда же человек просто причащается автоматически всякий раз, когда приходит в храм, то, я думаю, это может приводить к некоторому расслаблению. Пастырь должен всегда следить внимательно: не происходит ли привыкание человека к той благодати причастия, которое дается ему в Церкви. Точно так же и любой пастырь не должен привыкать к своему служению, не должен считать это обыденным, постоянным делом. Каждый раз, приходя в алтарь, он должен осознавать, что он входит во святая святых. Он должен сам в себе это воспитывать и воспитывать во всех людях, которые входят в алтарь по долгу своей службы.
– Регулярность исповеди и причащения в разных приходах разная…
– Да, все зависит от самого пастыря, от его внутренней настроенности, а бывает, что и от его лени. Иногда пастырю просто не хочется часто исповедовать, он чувствует какие-то затруднения. Действительно, исповедовать большое количество людей – это труд достаточно тяжелый, требующий огромного терпения, смирения пастырского. И некоторые просто не хотят исповедовать. Вот почему долгое время никак не могли изжить эту порочную практику общей исповеди. Тогда, по сути дела, каждый мирянин сам решал: достоин он приступить к чаше или нет? Пастырь лишался при этом того, что ему Христос дал, – вязать и разрешать от греха. Разрешал, получалось, сам человек, который выносил сам себе окончательно решение – готов он, способен он причаститься или нет.
– Сегодня, когда так бурно развивается в нашей стране паломничество, нередко случается вот такая коллизия: паломники из одного региона, где принято более частое причащение, прибыв в тот или иной монастырь, сталкиваются с более строгими правилами относительно причащения, к которым они не приучены, не привыкли. Как быть в таких случаях?
– Те, кто организует паломничество, должны заранее знать, какие в том монастыре, куда направляется паломническая группа, правила относительно частоты причащения. Не случайно существует поговорка, что в чужой монастырь со своим уставом не ходят. Но если сам пастырь сопровождает ту или иную паломническую группу, он может взять под свою ответственность готовность людей приобщиться святых таин у той святыни, к которой они едут в паломничество. Он должен поговорить с благочинным этого монастыря, объяснить ему ситуацию. И я не думаю, что возникнут какие-то конфликты. Но это уже надо решать священнику, духовнику.
Кстати, в монастырях не только по поводу частоты причащения может возникнуть вопрос. Там и традиции соблюдения правил Номоканона, и большая строгость епитимийная, чем обычно на приходах. В монастыре жизнь строже, поэтому там на все строже смотрят. И естественно, подходя к людям с более строгими мерками, чем в миру, священники, снисходящие к немощи человеческой, могут не допустить до причастия тех, которых допускают в миру. Я думаю, это надо учитывать.
– Сейчас часто спрашивают, причем иногда с каким-то предвзятым отношением, о том, почему при подготовке к причастию аскеза для мирян отличается от аскезы для священников? Священник может не каждый раз исповедоваться перед литургией, но это требуется от всех мирян. Священник, если служит всю седмицу, то поститься не всю седмицу, а только в определенные дни…
– Я понимаю ваш вопрос. Но начнем с другого. Я, когда говорю об отношении священнослужителя к богослужению, объясняю вот такую ситуацию. Когда мирянин приходит в храм, он не всегда может – так случается по обстоятельствам жизни – сразу втянуться в ритм богослужения, почувствовать на себе благодать, охватывающую каждого присутствующего на службе. Он не сразу может проникнуться духовным смыслом псалмов, стихир, которые сейчас поются. И только где-то к середине службы мирянин «войдет», образно говоря, в службу.
От пастыря требуется другое. Я вспоминаю, как нас учили наставники. У нас пастырское богословие вел нынешний архиепископ Владимирский и Суздальский Евлогий. Он говорил о том, что пастырь должен быть стражем и приходить в храм уже готовым к служению литургии. И не только литургии, а любого богослужения. То есть он должен заранее отсечь все обычные, свойственные каждому человеку помыслы, рассуждения мирские, которые и не являясь грешными, в то же время отвлекают его от того единого на потребу, что сейчас ему предстоит совершать. Соответственно, и всю жизнь свою пастырскую он должен вести по-особому. Да, от него трудно требовать, чтобы он, служа не менее двух раз в неделю, полностью соблюдал все правила говения, которые мы требуем от мирян. Потому что тогда весь его церковный год превратиться в сплошной пост, независимо от календарных постов. То же самое касается и супружеских (если речь идет о женатом духовенстве) отношений. Но в то же время пастырь обязан соблюдать некий внутренний духовный пост, то есть воздерживаться от того, что, не являясь греховным, отвлекает от главного. Допустим, он, не соблюдая в буквальном смысле пост – воздержание в пище накануне причастия, в то же время ограничивает себя в еде. Каждый знает свою меру. Священники более опытны в данном отношении. И в большинстве случаев можно положиться на их собственную совесть.
Примером нам может послужить праведный Иоанн Кронштадтский, который, даже причащаясь ежедневно, если ощущал в себе какое-то греховное движение в душе, то приостанавливал, незаметно для всех окружающих, богослужение и вставал пред Богом, прося у Него прощения. Только тогда, когда он чувствовал, что внутренне исповеданный грех прощен Богом, он продолжал службу. Это в дневниках его описывается достаточно часто, особенно в тех, что изданы недавно, в полных дневниках, которых не касалась в свое время рука цензура.
У нас в Троице-Сергиевой лавре существует такой порядок: иеромонах, даже совершающий сорокоуст, должен ежедневно каждый раз исповедоваться перед службой. Накануне больших праздников, независимо от дня недели, в лавре на ужин подают постную пищу. Потому что большинство будет на следующий день причащаться.
Надеюсь, что и белое духовенство также воздерживается в пище и питии. А если и есть какие-то исключения, то это именно исключения, из-за которых нельзя устраивать пересмотр всех традиций церковных.
Мирянин же должен, безусловно, готовиться к принятию причастия, тем более если он редко причащается; должен вычитать молитвенное правило, и не формально, а внутренне прочувствовав молитвы, должен и соблюсти какое-то воздержание, хотя бы в еде. Об этом готовящимся к причастию скажет любой священник.
– Наша страна, наше общество интенсивно меняются в последние 10-20 лет. Как влияют общественные процессы на духовенство, какие проблемы поставило перед ним наше время?
– Начнем с того, что священниками в основном становятся люди из мира, те, кто прожил какую-то часть жизни в миру. Мир уже наложил какой-то свой отпечаток на человека. И ему приходится очень многое в себе преодолевать, прежде чем он решится стать священником. Изменять самого себя, требовательность к самому себе повышать. И если не было каких-то серьезных падений в его жизни, только тогда он может стать священником. Канонических правил никто не отменял.
Если же говорить об изменениях, которые принесло время… Безусловно, изменения происходят и вокруг нас, и даже в жизни Церкви. Возьмите, к примеру, наши церковные издания. Ведь раньше мы и подумать не могли, что будут такие технические возможности, как общение через интернет, использование каких-то программных продуктов. Я знаю, что существует даже некая программа, помогающая человеку исповедоваться: там есть перечень грехов, и человек сам составляет свой. Этакая шпаргалка для исповеди. Но мы не должны к этому относиться как к чему-то непреходящему, а лишь как ко всем другим техническим достижениям, которые не более чем средства, помогающие нам спастись или, наоборот, идти к погибели. Поэтому каждый раз, используя те или иные технические средства, достижения прогресса, мы должны задумывться, а на пользу это нам или нет. У нас есть один прихожанин, достаточно обеспеченный человек, который не позволяет себе покупать что-то новое до тех пор, пока он не убедится, что то старое техническое средство, которое у него есть, допустим, телефон или компьютер, уже не справляется с теми задачами, которые перед ним ставятся. У него нет той тяги к перемене автомобилей, мобильных телефонов, компьютеров, которая сейчас наблюдается у большинства мирян. Я думаю, и это, скажем так, равнодушие к «игрушкам» мы тоже должны воспитывать у всех христиан, а не только у тех, которые имеют большие средства. Действительно, по-настоящему богат тот человек, который осознает: ему достаточно того, что ему Господь Бог дал.
– Часто возникают вопросы о внешнем виде духовенства: их одежде или стрижке, рощении влас бороды. Есть такие батюшки, которые почти не оставляют себе бороды. С другой стороны, есть и такие, которые отпускают ее подлиннее… Возникает и еще целый ряд этических вопросов.
– Только не надо ничего догматизировать, доводить до абсурда.
Вот хотя бы это нестрижение влас. В истории Церкви практически никогда, за исключением последних трех-четырех веков, не было у православных священников традиции носить длинные волосы. И, с другой стороны, есть как бы другая крайность, когда священник стремится слиться с миром. И после этого, по словам Святейшего Патриарха Алексия I, «он еще требует уважения к своему сану со стороны прихожан, со стороны людей мирских». «Как, – спрашивает патриарх Алексий I, – он может этого требовать, если сам не уважает свой сан?» Прежде всего, во внешности.
Я не думаю, что обязательно надо носить духовную одежду – подрясники, рясы, будучи в миру, тем более исполняя какие-нибудь послушания, мирские работы, которые часто бывает трудно делать в подряснике. Хотя знаю священников, которые всю жизнь, даже в самые тяжелые советские годы, не снимали никогда духовной одежды. К ним, кстати говоря, с большим уважением относились даже ненавидевшие духовенство представители различных властных органов. С очень большим уважением. И уж, конечно, миряне относились к ним с огромным уважением.
Плохо, когда священник сегодня старается слиться с миром. Ведь духовные одежды, та же прическа, та же борода, не дают ему возможности совершить то, что он мог бы сделать, если бы был одет так же, как одет обычный мирянин, или выглядел «по-мирски». Не пойдет он и туда, куда ему его пастырская совесть не позволяет. А если он сольется с миром, может быть и появится некое поползновение души – пойти туда-то и туда-то, куда бы ему не надо было ходить. Не только по каноническим правилам, но просто по совести. Не полагать соблазна, не говорить чего-то, не делать чего-то, что может соблазнить людей, когда они знают, что ты диакон или священник.
Хотя у меня был такой случай. Я ездил за книгами в Москву в светской одежде и с большим рюкзаком. Вот еду я как-то в метро, и ко мне подходит татарин. Он так себя и назвал: «Я татарин-мусульманин, батюшка. Мне тут листовку дали. Там слово Божие написано. Я знаю, что его бросать нельзя. Ты уж сам знаешь, куда его определить». Запросто так подошел. Конечно, я забрал у него эту листовку и, поняв, что она не полезна для чтения, сжег ее. А татарин тот сразу во мне определил духовное лицо, хотя я был в мирской одежде. Люди все видят, не случайно в народе поговорка есть: и в рогожке попа видно. Сан свой не скроешь.
Но желательно все-таки, чтобы священники осознавали свое положение в мире и не сливались с этим миром. Они должны быть свидетелями другого – духовного – мира. Вот главная цель священника в миру. Показать, что есть иной мир, другие ценности, другие задачи в жизни человека. Мы частично способствуем этому своей духовной одеждой. Но только тогда, когда ею не гордимся, не кичимся, не выпячиваем ее. Будет странно выглядеть, если, допустим, молодой священник, войдя в общественный транспорт, будет требовать, чтобы ему уступили место, потому что он иерей. Конечно, это не разумно и не полезно. Прежде всего для него самого.
– Какую литературу обычно Вы рекомендуете учащимся?
– Самый, с моей точки зрения, систематично изложенный курс пастырского богословия – это книга архимандрита Киприана (Керна) «Православное пастырское служение», вышедшая в 1950-х годах в Париже. Очень интересные и ценные мысли содержатся в книге митрополита Антония (Храповицкого) о православном пастырстве и в его же «Исповеди». Переиздавалась она лет десять назад. Там дело душепопечения рассматривается. Интересны записки отца Александра Ельчанинова, их полезно прочитать не только священникам, но и мирянам. И, конечно же, труды святых отцов: «О священстве» Иоанна Златоуста и «Слово» Григория Богослова, оправдывающее его нежелание принять священство, потому что судит он с высоты той ответственности, которое несет пастырское служение. Из более близких нам по времени (хотя эта книга тоже уже столетней почти давности, но недавно она была переиздана) – это труд митрополита Вениамина (Федченкова) «Курс пастырского богословия», который он читал в 1910–1911 годах в Санкт-Петербургской духовной академии. Глубокая книга. Она говорит как раз о сущности священства вообще и о деталях пастырского служения. Особо интересен раздел аскетики. Что означает для пастыря аскетика? Как совершать, к примеру, подвиг смирения? От пастыря требуется глубокое смирение, а, вместе с тем, на него возложена власть управлять людьми. Как сочетать эти две, казалось бы, не сочетаемые вещи?
Из более поздних работ можно рекомендовать пастырям обращение Священного Синода «К пастырям и мирянам всей Православной Церкви о душепопечении, о власти духовника». Есть еще небольшая книжечка, которая называется «О духовничестве», в нее включены статьи Святейшего Патриарха Алексия II, митрополита Антония (Блюма), отца Кирилла (Павлова)… Кстати, о пастырстве интересно говорит в своих рассуждениях и наставлениях митрополит Антоний (Блюм). И, конечно же, нельзя пройти мимо книг праведного отца Иоанна Кронштадтского, его дневников, его бесед с пастырями. Кстати говоря, митрополит Вениамин (Федченков) в своих книгах постоянно опирается на опыт общения с отцом Иоанном Кронштадтским.
Интересны записи протоиерея Льва Лебедева «Заметки по пастырскому богословию», а также статьи о пастырском служении архиепископа Иоанна (Шаховского) «Философия православного пастырства». И обязательно надо читать о лучших пастырях XX века, прославленных и непрославленных батюшках, которые показывают нам образец пастырского служения, читать для того, чтобы приобщиться их опыту, их пастырской настроенности.
Беседовал иеромонах Ириней (Пиковский)
https://www.portal-slovo.ru/theology/46332.php
