До сих пор не утихают споры относительно причин катастрофы Красной Армии на Западном фронте. Спорят историки, военные, публицисты, простые люди. Тех, кто продолжает верить в то, что истина рождается в споре, огорчу, истина в споре не рождается. Истина рождается только и исключительно путем сопоставления фактов и выявления закономерностей. А споры, которые уже много лет ведутся, преследуют политические цели.
Задача этих споров – доказать, что в катастрофе 1941 года виноват один человек по фамилии Сталин. Он был неправ, сильно неправ, а вот генералы и маршалы, которые отдавали приказы накануне войны, были правы и обладали даром предвидения событий. Почитаешь, мемуары многих из них и понимаешь – они все видели, все знали заранее. И войска на границе они расположили правильно, и численное превосходство над немцами обеспечили и приказы отдавали вовремя. Это в воспоминаниях. А в реальности - первые два месяца войны немцы с успехом выполняли задуманный блицкриг. Почему? Российский историк А.Б. Мартиросян так объясняет эти причины.
Вкратце опишем тактику блицкрига, ведь многие не знают, что это такое. Сначала жесточайшая бомбардировка позиций наших войск с воздуха. Затем, а то и одновременно такой же артобстрел. После этого на позиции стремглав вылетали танки, которые огнем и гусеницами уничтожали чудом уцелевших бойцов, особенно же пулеметчиков. Затем наступал трагический финал – на многократно «перепаханные» позиции наших войск в относительной безопасности заходила пехота вермахта, а также легкие танки и вторично добивала чудом оставшихся в живых, а также раненых, либо брали их в плен.
Вопреки устоявшейся логике и правилам наступательного боя, при такой тактике втрое большие потери несла не наступающая, а обороняющаяся сторона. Нередко, особенно в начальный период агрессии, командиры танковых частей вермахта требовали, чтобы сначала для создания плацдарма в целях развертывания наступления мобильных частей вперед шла пехота. В этом случае пехотные дивизии, как правило, практически вдвое сужали ширину фронта прорыва – вместо предписывавшихся уставами вермахта 4–6 км до 3–2,5 км! Практически всегда это давало нужный результат.
Тем не менее, германское командование, особенно в момент нападения, предпочитало не лезть на рожон, разве что за редким исключением. Как правило, оно прибегло к таранноштурмовому пролому обороны.
Если из-за рельефа местности нельзя было обойтись без лобового удара, то в таком случае линия обороны нашей дивизии сходу взламывались тремя-четырьмя, а то и большим количеством дивизий вермахта. Ведь ширина фронта прорыва у них была в 10-20 раз меньше, чем фактическая ширина фронта обороны нашей, да и то вдвое меньшей по численности стрелковой дивизии.
При этом вся «изюминка» состояла в следующем. Как правило, две дивизии вермахта били даже не во фланги, а сначала как бы на скос флангов – в стык с другой нашей дивизией. Причем били одновременно и танковые, и моторизированные, и пехотные дивизии. В результате не только мгновенно прошибали оборону, но и всего-то двумя-тремя дивизиями на очень узком пространстве создавали многократное превосходство, устоять перед которым было просто нереально, во всяком случае, долго.
Проломав же оборону в одном-двух местах и пользуясь своей мобильностью, гитлеровцы немедленно заходили в тыл и устраивали для остальных «котёл», в котором либо зверски уничтожали войска, либо, как правило, захватывали оставшихся в живых в плен. К глубокому сожалению, удары в стык и на скос флангов были рассчитаны гитлеровцами до вторжения, что означает, что абвер на редкость удачно поработал, во всяком случае, в приграничной полосе – точно. А как же наши бравые генералы, неужели не понимали, глядя на разгром целого ряда европейских стран, что такое «блицкриг»?
Согласно Полевому Уставу РККА (1941 г.), ширина фронта обороны армии не должна была превышать 80 -100 км. На деле, в июне 1941 года вышло в два раза больше, в среднем по 170 – 176 км. Только из-за этого устойчивость армии в обороне оказалась пониженной против нормативной в 1,7 – 2,2 раз! Эти решения принимал не товарищ Сталин, а Генеральный штаб под командованием сначала Мерецкова, потом Жукова и наркома обороны Тимошенко.
В реальности же ситуация была куда хуже. Дело, во-первых, в том, что ширина участка прорыва для армий вермахта определялась всего в 25 – 30 км! Если считать только по нормативам, то у вермахта уже получалось превосходство в 3 - 4 раза!
Во-вторых, исходя из вдвое против собственного же норматива пониженной устойчивости в обороне одной нашей армии, получалось, что она должна была испытать на себе мощь 5-7 вражеских армий! Уже на этой стадии подсчета выходит, что превосходство ударной силы армий вермахта над устойчивостью наших в обороне находилось в диапазоне от 7,3 до 9,3 раза!
Практически аналогичная, за редчайшими исключениями, картина царила по всей 3375 километровой линии вторжения агрессоров. Потому что вместо положенных 77 дивизий было выставлено всего 38, из которых лишь некоторые успели сразу занять свои позиции и организовать немедленный отпор.
Но будем считать, что 38. На 3375 км первоначальной линии вторжения в 04.00 утра 22 июня 1941 г. Всего 38 дивизий, то есть по 88,8 км на дивизию – это в 10–11 раз больше, чем полагалось по Уставу.
Гитлер же только в авангарде наступления бросил 103 дивизии, остальные втянулись чуть позже. На 1 м линии прорыва, на каждые 0,09 бойца на 1 м линии обороны в среднем, что в 4.00 утра 22 июня 1941 г. «встречал» фашистов, выпадало более чем 46-кратное превосходство противника.
Высшему военному командованию РККА было прекрасно известно, что в основе успеха гитлеровского блицкрига – ударное использование танковых частей. Прекрасно было известно и то, что в соответствии с уставами вермахта его танковые части шли в прорыв с плотностью не менее 20–25 танков на 1 км. Жуков и Тимошенко же организовали противотанковую артиллерию так, что у нас плотность противотанковой артиллерии была 3-4 ствола на 1км. Между тем, для обеспечения гарантированного успеха в начальный период агрессии гитлеровское командование часто прибегало к запредельной плотности – от 30 до 50 танков на 1 км в прорыве. Ну и что могли сделать наши артиллеристы в таком случае?
Связь с войсками, за которую отвечал лично Жуков, не была налажена. С началом войны она была нарушена, вследствие чего управляемость войск была минимальной, если была. Из этой же «оперы» нелепый предвоенный приказ Тимошенко о снятии радиостанций с самолетов противовоздушной обороны.
Не менее нелепым было положение и с материально-техническим обеспечением войск, особенно мобильных. Например, топливо для танковых частей приграничных округов находилось за тысячи километров от того места, где ему положено было быть. В результате, только в ЗапОВО и только из-за того, что танки нечем было заправить, было потеряно до 80% их количества. Не была организована должным образом ремонтная база – потери боевой техники только по этой причине сродни последствиям отсутствия топлива.
Беспрецедентной является и потеря стрелкового оружия. Всем хорошо известно, что в первый период войны у нас не хватало даже винтовок. Однако мало кому известно, что в результате неуместно «стахановского» выдвижения с санкции же Жукова–Тимошенко, складов материально-технического обеспечения ближе к границе, наша армия в первые же дни агрессии потеряла свыше 6 млн. винтовок из 8 млн. имевшихся!
Многие военные эшелоны довоенной отправки умышленно гонялись по каким-то замкнутым маршрутам, причем часть из них разгружалась не там, где было предписано, а часть вообще исчезла. Например, по данным военной контрразведки по состоянию на 26 июня 1941 г, пропало два эшелона с танками КВ. А ведь это как минимум 90 платформ, на которых 90 новейших тяжелых танков! Исчезли эшелоны с сотнями тысяч мин. На железных дорогах страны простаивали десятки тысяч вагонов и платформ с военными грузами.
Вот настоящие причины трагедии июня-июля 1941 года. После войны, когда Сталина уже не было в живых, те, кто непосредственно отвечал за ситуацию в первые месяцы войны, ни одним словом в своих мемуарах не признали своей доли ответственности. Все валили на Сталина. Мол, он не смог, не захотел, приказы давал не те. Но ведь за расположение войск, их плотность, вооружение и организацию их взаимодействия в боевых условиях несли ответственность именно первые лица Генерального штаба и Наркомата обороны. Такова горькая правда.
В сентябре-октябре ситуация становится критической, немцы подошли вплотную к Москве. Руководство штаба Западного фронта звонит Сталину и задает вопрос, что им делать, выдержать натиск немцев они, скорее всего, не смогут. Сталин отвечает буквально следующее – взять лопаты и копать себе могилы, потому обратной дороги для них нет.
Через несколько дней этот вопрос ему зададут в другой форме – не желает ли товарищ Сталин переместить свой личный полк охраны подальше от Москвы? Ответ зафиксирован в документах – «Свой полк охраны я лично поведу в атаку, если немцы войдут в Москву».
Валерий Бухвалов, доктор педагогических наук
