Люди в тех краях селились еще в далёкой древности: археологи нашли жилище эпохи энеолита-бронзы, могильник эпохи раннего железа. Иван Калита когда-то имел здесь владения. Но основная история края начинается с того времени, когда сюда пришли два новгородца «Ивашка Дмитриев Ластка со товарищем Власко». Место, где они изначально остановились, сейчас называется Старое Дворище. Потом к ним присоединились прибывшие из разных мест, многие — из Великого Новгорода и других мест Центральной России.
Василий Николаевич Латкин, исследователь, вел дневник во время путешествия по Печоре в 1840-1843 годах. Позже его записи были опубликованы в «Записках Русского Географического Общества». В Усть-Цилёмском волостном правлении Латкин нашёл две грамоты, данные царём Иваном Грозным основателям первого здешнего русского поселения на право пользования землёй.
В условиях Крайнего Севера первопоселенцы смогли наладить своё хозяйство и начали обживать окрестные места. Переписная книга 1679 года сообщает: «Усть-Цилёмская слободка, а в ней дворы: церкви Николая Чюдотворца двор попа Иоакима Васильева, у нево сын Лаврушка, да у нево ж живёт сын ево, церковный дьячок Устинка, у Лаврутки сын Кузёмка, у Устинки сын Стахейко, двор пономаря Голохтиока Кондратьева, у нево два сына: Митька 12 лет, Тимошка 7 лет, двор просвирни Ульяницы, у неё живут нищие Фомка Иванов сын Осташов, у нево два брата: Петрушка без руки и без ноги да Нефедко 13 лет…» Всё мужское население Усть-Цильмы во время переписи 1679 года равнялось 129 человекам. Женского, надо полагать, было примерно столько же или даже больше. Итого 260 человек как минимум. По тем временам довольно крупный населённый пункт. Во время путешествия Латкина народонаселение Усть-Цилёмской волости составляло 2655 человек обоего полу.
Сейчас в селе живут примерно 5000 человек. Новгородцы очень удачно выбрали место. По реке удобно было сплавлять добытую рыбу и пушнину. Слободка быстро развивалась. Многие её жители были грамотны и детей обучали чтению и письму.
В XVII веке произошёл церковный раскол. « Он исковеркал внутреннюю жизнь страны и выплеснул на ее глухие окраины и за её пределы неисчислимое количество её лучших верующих, лучших хранителей её отеческой культуры, лучших, разумнейших тружеников», – пишет в своей статье «История и традиционная культура старообрядчества» Г.М. Прохоров. И эта трагическая страница истории не обошла стороной усть-цилёмский край, ставший поморской столицей старообрядчества. В 1743 году «за древлее благочестие, крест и молитву» в Великопоженском скиту сожгли себя все его обитатели, не желая сдаться прибывшим за ними солдатам.
В Усть-Цильме всегда сохранялось почитание протопопа Аввакума. Здесь он останавливался по пути в ссылку, проповедовал, писал свои послания к «верным Старой вере». К 330-летию казни Аввакума в 2012 году местный предприниматель, старообрядец Вальтер Вальтерович Фот построил на свои средства в Пустозерске, вернее на том месте, где он когда-то находился, памятные часовни. В 1723 году на Выг, «общежительство» староверов, по указанию Синода Православной Русской церкви был послан один из опытных миссионеров монах Неофит. Им был составлен список из 106 вопросов выговским старцам, чтобы спровоцировать их на конфликт с властью и господствующей церковью. Они касались самых сложных догматических богословских, канонических и исторических вопросов. Староверам были поставлены жёсткие условия – ответить в кратчайшие сроки. В случае неудачно составленных ответов пустыни грозило разорение. Братья Денисовы при участии других духовных отцов и начётников написали «Поморские ответы» Уровень этого сочинения был настолько высок, что в Синоде не нашлось ни одного богослова, который бы мог что-то возразить. Поныне «Поморские ответы» являются «старообрядческим катехизисом», который признают все староверческие согласия.
Петров день 11-12 июля — он в Усть-Цильме называется Петровщина — празднуется два дня с размахом. 11 июля на берегу Печоры собираются все жители села и гости, а таких становится с каждым годом всё больше, готовят на кострах еду, чтобы вспомнить своих усопших родственников.
« Река — это как бы граница между миром живых и мёртвых. Пшённая каша — обязательное блюдо. Души умерших становятся что птицы, а птицы любят клевать пшено. Считается, что чем больше людей ты угостишь, тем лучше для покойных. А Петра и Павла поминают ухой, которую тоже готовят на кострах», — рассказывает Татьяна Дмитриевна Вокуева, уроженка села, председатель московского представительства межрегионального общественного движения «Русь печорская», созданного на основе землячеств 12 городов. Организация ставит перед собой задачу сохранение исторического наследства, проводит научные конференции, в том числе «Родословная. Земляческие чтения». Сколько времени Татьяна Дмитриевна провела в архивах Архангельска, изучая родословные своих земляков, даже она не сможет сказать. «Мы собираем учёных, краеведов, они рассказывают о своих изысканиях, выпускаем сборники их статей. Проект поддерживают и финансируют Московский дом национальностей и Департамент политики межнациональных связей, Российская академия наук. « А были ли у вас какие-то открытия при работе с древними документами?» «Да, я установила половину имен сгоревших в Великопоженском скиту. Всего их было порядка 400 человек. Я узнала по ревизским сказкам не только кто они, но и где жили. Большая часть их была из Архангельской области, но были и люди из Центральной России, которые бежали на окраины по своим религиозным убеждениям. Их имена включены в помяники. У нас в каждой семье есть такой помяник с именами скончавшихся предков. Их у нас называют «родителями». Другое открытие. Люди, которые пришли в скит, в их числе фамилии Антоновы, Бобрецовы, как сказано в документе, заселились «в местечке Верхнее жилище при Нижнем камне. Надо расшифровать, что это за населённый пункт и есть ли он сейчас. «Принижний камень» так называли гряду Уральских гор».
Татьяна Дмитриевна ввела такое понятие как «родовой дом» и сама стала хозяйкой первого такого дома, всего их в селе три. Она составила свою родословную и потом пригласила в гости Анхиных и Дуркиных — всех тех родственников, которых едва знала и общалась порой только по телефону. Да, родственники сейчас имеют другие фамилии и не знали, что они — потомки Анфима и что сохранился его дом 1897 года постройки. Сейчас на этом доме висит мемориальная доска. « Родственники все перезнакомились, и это был такой восторг! — вспоминает Татьяна Дмитриевна. — Я как будто ощутила под собой пьедестал».
И пока старшие предаются воспоминаниям, сидя за накрытыми столами, молодёжь в это время состязается в силе и сноровке, например, кто быстрее распилит бревно. Важный, кстати, навык для сельского жителя. Разговоры, воспоминания затягиваются почти до утра, впрочем, белая ночь не даёт понять, что время уже позднее.
Но самая красочная часть праздника — это следующий день — «горка». Назван он так, потому что проводится на речных пригорках, на деревенской улице над рекой. Хороводный праздник «горка» — он такой же как и пять веков назад, с теми же песнопениями и фигурами хоровода, чем и ценен.
Он прерывался только с началом Великой Отечественной войны, а возобновлен в 60-х годах. Одно из первых упоминаний о «горке» относится к концу 19 века. Летом 1890 году на Печоре побывал этнограф, член ИРГО Ф.М. Истомин. «Молодёжь в лучших праздничных нарядах толпами разгуливала по бесконечно длинной Усть-Цильме и водила гигантские хороводы. Мне удалось тут увидеть хороводы, в которых участвовали только местные девушки. Многие из них были в старинных парчовых нарядах, и хоровод водили старый, мало где уже сохранившийся на Руси, известный под именем «плетень», у них же носящий название «вожжа». В то время как девушки водили хоровод, их матери, разрядившись в прабабушкины пушнины и повойники, собравшись со всей Усть-Цильмы, сидели здесь же вдоль улицы, степенно беседовали меж собой, за ними расположились принарядившиеся мужики и подростки, тогда как другая часть парней, недалеко от хоровода играла в лежки и городки».
«Из какой сказки явились эти девушки в их невиданных, неслыханных одеждах? Шелестят тяжёлые пышные шелка. Плавно волнуются сборчатые сарафаны. Расцветают диковинные узоры, серебряные цветы на парчовых «коротеньках» — сборчатых безрукавках до пояса, надетых поверх сарафанов. Колышутся пышные цветы штофных, затканных шёлковыми цветами «шалюшек». Громадные шёлковые платки отливают множеством нежных оттенков. Мы стояли, обомлев от неожиданности и восхищения», — писала 1 июля 1929 года участница экспедиции, ленинградский фольклорист Наталья Павловна Колпакова.
«Горочное» гуляние запечатлено в фильме «Праздник на Печоре», который вышел в 1976 году, «А в Усть-Цильме – горка», студии документальных фильмов Санкт-Петербурга в 1992 году.
Тем, что русский костюм так хорошо сохранился у старообрядцев — заслуга Петра 1. Он закрепил в именном Указе положение об обязательном ношении старообрядцами русского костюма — «раскольничьего платья».
«Раскольникам и бородачам, какого звания они не были, носить указанное раскольничье платье, чтоб они по тому во всех местах явны были, и ни под каким предлогом нигде прикрыться, и от положенных от них денег минуть никак не могли». Усть-цилёмский женский костюм не восстановлен, а именно сохранён. Он очень яркий, выглядит богато, но достаточно сложен в одевании. Часто требуется женщине помощь при облачении в него и потому на «горку», хотя она и начинается в 5 вечера, сборы на праздник начинаются уже с утра. В трактате «О древнем обряде» предписано, какой должна быть женская одежда: скромной, следовало носить долгополые трапециевидной формы сарафаны, рубахи ( «кабат» или «рукава») до щиколотки, призванные скрывать форму тела. Строго оговаривалась длина рукава: ниже запястья, ворот следовало шить высоким и застёгивать на все пуговицы. Впрочем, пуговицы здесь называют запонками.
Женщине всегда следовало находиться с покрытой головой. Мужчинам также полагалось носить одежду с длинными рукавами. Несмотря на строгость старообрядческих наставников, призывавших единоверцев носить простую неброскую одежду, усть-цилёмские девушки и молодые женщины не стеснялись использовать дорогие ткани ярких расцветок: репс, парчу, бархат, штоф, шёлк, их называли «матерья», из которых шили праздничную одежду. Женщины «в возрасте» праздничную одежду также шили из дорогих тканей, но уже приглушённых тонов: коричневого штофа, зелёного бархата, синего и зелёного репса, бордового шёлка. Большой популярностью пользовались ткани с растительным орнаментом. Бумазея, сатин, ситец обычно использовались для пошива повседневной одежды, «тканевой». В усть-цилёмских селениях традиционная одежда всегда очень высоко ценилась, пользовалась спросом и шла на оплату услуг и обмен. Отдельными её видами, например, могли расплатиться с врачевателями или с сельчанином, оказавшим помощь в хозяйственных делах. В годы Великой Отечественной войны только праздничная одежда из дорогих материалов выменивалась на сено для частного скота. Одежду не принято было выбрасывать, в этом видели угрозу бедности. Изрядно поношенные вещи сначала использовали как тряпки, а впоследствии сжигали, отрепьями конопатили пазы дома, что можно рассматривать и как способ утепления жилища и как символическое укрепление благосостояния семьи, если принимать во внимание отношение к одежде как к символу благополучия. Бывало, одежду раздавали нуждающимся жителям. Поношенная одежда, чаще родительская, использовалась при пошиве детской – в этом видели защиту младенца. Одежду многократно перешивали, выбирая ещё добрые куски. «Сколько старых сарафанов перешили: «проредицце добра одежа, сарафан, дэк на рукава перешьют, фартук сошьют, коротеньку, а потом уж на ластовицы раскроят», — записан рассказ П.Г. Бабиковой в 1932 году. В зависимости от качества одежда называлась «задобро» - праздничная, менее нарядная – «серення», повседневная – «нашовна» или «завсяшна» и рабочая «захудо». Усть-цилёмы полагают, что «без худой одежды доброй не увидишь». Всегда сохранялась особая одежда — «молитвенная». В ней женщины совершали службы и их же в ней хоронили. Одежда усть-цилёмов и ныне разделяется на праздничную и повседневную: рубаха, сарафан-лопатина, пояс, кокошник, два платка — это праздничная. Будничная — сарафан-ситник, пояс, кокошник, два платка, рубаха-кабат. « Горочная» одежда шилась из «золотых матерьялов», а сами облачения назывались «золотыми». В таком наряде выдавали девушек замуж. Особо выделяли «канафатные» платки, которые измеряли четвертями – расстояние от мизинца до большого пальца широко раскрытой ладони. Иные платки составляли 12-14 четвертей и при ношении таких платков их концы достигали уровня коленей.
Мне удалось узнать историю одного канафатного платка. Рассказала её Анна Ивановна Кислякова, в девичестве Мяндина. Мы встретились на поле у краеведческого музея имени Журавского перед самым началом «горки».
«Моему костюму полвека. А вставки — еще от костюма моей бабушки. Наденешь, и настроение радостное. Я когда замуж выходила, на мне было надето два сарафана, чтобы выглядела в возрасте, а то я была худенькая. Бабушка мне рассказывала, что как-то она отлучилась из дому, а у нас-то раньше домов не запирали. Палочка у дверей — значит, хозяина дома нет. А тут цыгане случились. Зашли, утащили сундук с нарядами праздничными. Их потом задержали внизу по течению Печоры, но то ли волной лодку захлестнуло, то ли похитители сундук в воду бросили, но ткань платка стала рассыпаться. Он сейчас на внучке, но приходится изрядно потрудиться, чтобы его повязать и скрыть прорехи».
А с Машей Хозяиновой и её бабушкой Надеждой Григорьевной я познакомилась ещё по пути на поле для гуляния. Они выходили из старого двухэтажного дома, родового дома Ваниных, в своих нарядах. « На мне сегодня костюм, который достался ещё от мамы, — рассказала Надежда Григорьевна, — платок тоже. Я одеваюсь так, когда провожу экскурсии детей по своему дому. Я принадлежу к роду Сениных и Ваниных, это одни из основателей Усть-Цильмы. Дому нашему сто лет. Мои предки были кожевенниками. Вот эти черевички носила моя бабушка, а пошил их дед. Сама я работала заведующей детским садом, сейчас на пенсии».
На поле у музея привлекла внимание молодая женщина, тоже одетая в народный костюм, но выглядящий так скромно на фоне усть-цилёмских барышень.
— Меня зовут Наталья, я их Архангельска, специалист-документовед. На мне костюм Архангельской области. Мы с подругой очень интересуемся историей и реконструкцией русского костюма, много наслышаны о здешних нарядах, давно собирались посмотреть и, наконец, выбрались. Я видела много фотографий с « горки». Но вживую это намного интереснее.
Мужской усть-цилёмский костюм особо не отличается от костюмов мужчин из другой части России, разве что высокими вязаными чулками, которые надеваются на штаны. Чулки эти выполнены в определённой цветовой гамме и с определённым орнаментом, характерным только для этой местности. А в остальном – косоворотка красная или голубая из атласной ткани, фуражка с цветком за ухом, пояс плетёный. Пояс и крест надевали на ребенка прямо с рождения, они были таким оберегом. Вот в таком костюме я и встретила прогуливавшегося по лугу главу республики Коми Владимира Викторовича Уйбу. Мы поговорили с ним о развитии туризма в здешних местах.
— Люди теряют много, не побывав в таких исторических местах как Усть-Цильма, Пижма, Усть-Кулон. Никакие Мальдивы не сравнятся по впечатлениям, конечно, для тех, кто интересуется русской культурой. Здесь огромный культурный задел нашего народа, накопленный веками. Старообрядцам запрещалось печатать книги и поэтому они переписывали свои духовные книги.
Здесь выработался особый печорский устав. Ленинградский профессор Малышев в прошлом веке подробно изучал эти рукописные книги. Сейчас несколько тысяч экземпляров, отобранных Малышевым, хранятся в Санкт-Петербурге в Пушкинском доме.
Сохранилась пижемская роспись. В ней присутствуют геометрические элементы, несущие древнюю архаическую информацию. На пижемских ложках встречаются росписи, по композиции подобные новгородской росписи 12 века. Потомки переселенцев из Великого Новгорода, пижемцы и усть-цилёмы, сохранили то, что в самом Новгороде давно утрачено. В музейных коллекциях можно встретить ружья с расписными ложами, рубели-каталки, ковши, шкатулки и другие предметы крестьянского быта. Многие их них — шедевры графической техники.
— Но доступность этих мест? От ближайшей железнодорожной станции до Усть-Цильмы три часа по дороге то асфальтовой, то грунтовой, потом паромом через Печору, затем ещё час по такой же дороге.
— Так ведь у села есть ещё аэродром с тех самых времён, когда сюда ни одна дорога не вела, добраться можно было либо по воздуху, либо по воде. Кстати, не так давно это и было — ещё в 80-х годах прошлого столетия. Прилетают самолёты из Сыктывкара. Всего-то полтора часа лёту. Но вы правы, над доступностью надо работать. К Пижме асфальт уже проложили, к Усть-Кулому тоже. Надо и к Усть-Цильме. Для туристов мы создали портал, где в один клик можно построить себе маршрут. Хотите провожатого – заказывайте здесь же. Дикоросы собирать – пожалуйста, будет проводник. Вообще развитием туризма в республике мы занимаемся. Строим гостиницы. Но нужны инвесторы.
— А есть желающие вкладываться?
— Да, уже появились. У них уникальная возможность для вложений: пять лет без налога на прибыль и имущество, а это основные траты. Конкретно в Усть-Цильме есть что показать не только летом. Зимой здесь отличная рыбалка, раздолье для лыжников. Можно и катание на лошадях организовать. Гостиница со всеми удобствами в селе есть. Глава района Николай Митрофанович Канев тоже всячески готов способствовать тем, кто станет развивать туризм здесь, в Усть-Цильме.
Владимир Викторович Уйба поспешил встать в колонну по шесть-восемь человек, которая вошла на луг и действо началось. Под протяжное песнопение, дошедшее сквозь века, колонна жителей неторопливо прошла по лугу несколько раз. Затем началось разыгрывание непосредственно «горочных» песен — очень старых, редких, уже забытых в других областях. Потом колонна разделилась на хороводы, причём один внутри другого. Потом женщины и мужчины выстроились в два ряда напротив друг друга и женщины стали платочками вытирать лица мужчин, оказавшихся в паре. Потом опять сходились стенка на стенку, расходились парами, образовывали круг, снова разбивали его, образуя змейку, потом хоровод переходил в известный «ручеёк». И всё это с поклонами, медленными переходами с места на место, изображением старых семейных обычаев, сценок в патриархальной семье. Хореограф Е.В. Руднева, видевшая «горку» в 80-х годах прошлого века, оценила её как «единое целое драматическое действо». Она обратила внимание на чёткое соотнесение песенного репертуара с данной разновидностью хоровода.
Во главе колонны или хоровода каждый раз оказывались несколько людей старшего возраста, которые и задавали тон всему действу, начинали новые песнопения, строго соблюдая их порядок, а также порядок движения. Некоторые исследователи пытались даже соотнести фигуры хороводов с орнаментами произведений прикладного искусства и мифопоэтическими представлениями славян. Гуляния продолжались часа четыре, а потом колонна ушла с луга так же, как и входила на него, растеклась затем по улице, где продолжались песни, теперь уже, в основном, частушки. Над Печорой занимался неяркий закат.
Фото – Игната Афанасьева
