Допетровское народное хозяйство России долгое время рисовалось многими историками как сонное, застойное царство темноты и невежества, населенное заспанными лентяями, дикарями – варварами и соловьями-разбойниками. Считалось, что настоящая экономическая история страны началась с преобразований Петра, что русская промышленность носит «колониальный характер» и «перенесена сюда с Запада». Пережитки этих воззрений сохраняются до сих пор в произведениях некоторых писателей и публицистов. Хотя нет ничего нелепее и беспочвенней этих утверждений.
Древнюю Русь называли страной городов – при князе Владимире их было 25, перед нашествием Орды – 271, в царствование Ивана Грозного – 715, при царе Алексее Михайловиче – 923. Были среди них и очень большие по тем временам города. Наверное, не случайно русской княжне Анне Париж XI века показался большой деревней, а спустя пять веков англичанин Р. Ченслер отмечал, что Москва по размерам превосходит Лондон.
К XVII веку русские ремесленные предприятия обеспечивали страну изделиями металлообрабатывающей, деревообрабатывающей, кожевенной, гончарной, легкой и пищевой промышленности, росла специализация, отдельные операции выделялись в самостоятельные производства. По далеко не полным данным, в XVII веке в Москве насчитывалось не менее 259 ремесленных специальностей, в Ярославле – 218.
В Устюжне-Железнопольской на посаде еще в конце XVI века насчитывалось 119 железных дел мастеровых. Металлобрабатывающие мастерские использовали отечественное кирпичное железо, в редких случаях – шведское или английское. Существовало много сотен кустарных домниц, многие из которых были оснащены «вододействующими» самоковками по последнему слову техники своего времени.
История доносит до нас сведения о русских часовых мастерах, создававших «чудеса» – часы псковского Святогорского монастыря XV века, часы Соловецкого монастыря XVI века (мастер Семен Часовик), часы в царском селе Коломенском, изготовленные в 1637 году мастером оружейной палаты Петром Высоцким. Зачастую такими мастерами были простые кузнецы, например, поморский кузнец Федор Юдин или устюжский кузнец Шумило Вырачев, построившие в разных городах Руси сложные механизмы башенных часов с боем.
В 1479 году в Москве был построен литейный пушечный завод, в 1637 году на нем работало 136 рабочих, отливавших ежегодно до 200 и более пушек и другой продукции. Московская артиллерия в XVI веке имела наготове не менее трех тысяч орудий и, по оценке зарубежных послов, занимала первое место в Европе, вывозя свою продукцию за границу, в частности, в 1646 году было вывезено в Голландию 600 пушек. Имена прославленных пушечных дел мастеров – Андрей Чохов, Григорий Наумов, Яков Дубинин, Мартьян Осипов и другие. Кроме Москвы, пушечные заводы существовали и в других городах. Наряду с пушечным существовало сильно развитое оружейное дело, издревле существовали в России и пороховые заводы.
На Урале в 30 – 40-е годы XVII века действовал Пыскорский медеплавильный завод, где использовалось вододействующее колесо, в районе Соликамска – свыше 200 солеваренных предприятий, развивается ряд мануфактур – Хамовный, Печатный, Монетный дворы, «Мастерская палата».
Все это свидетельствует, что уже в XV – XVI веках в России возникли первые русские предприятия, которые в XVII веке приобретают более широкое развитие, создание крупных предприятий осуществлялось на базе уже имеющихся ремесленных и рабочих кадров.
По ориентировочным оценкам, из более полумиллиона жителей городов середины XVII века 150 – 200 тысяч составляли ремесленники (включая членов их семей), не считая многотысячную армию сельских кузнецов и сотни тысяч крестьян, занятых кустарными промыслами.
Аналогично крестьянству, развивающемуся в рамках общинного самоуправления, происходило объединение ремесленников по профессиональным признакам.
В XIV – XV веках типичной формой организации ремесленников остановится «дружина» – артель во главе со старейшиной или мастером. Причем дружина была одновременно и производственным коллективом, и общественной организацией. В артельном принципе сочеталось стремление русского человека к самостоятельному, инициативному труду с необходимостью объединения усилий и взаимопомощи.
Немецкий исследователь Шульце-Геверниц, побывавший в России, отмечал принципиальное отличие русской артели от западноевропейских промышленно-ремесленных объединений, основанных на индивидуальных началах. Русские же артели охватывают каждого отдельного человека, связывая его с остальными членами артели, заказчиками и государством круговой порукой.
На Руси существовали различные формы объединения ремесленников, но все тяготели к общинному самоуправлению, самоорганизации, обладая порой и судебными правами. Обычно ремесленники одной «профессии» селились рядом, образуя «концы», «улицы», «сотни», «ряды», строили свои патрональные церкви, объединялись вокруг них в «братчины» или «обчины». Подобные объединения (гильдии, сотни) существовали и у купцов.
Древними организациями самоуправления городских жителей были черные сотни и черные слободы, имена которых сохранились до сих пор (Мясницкая, Кузнецкий мост, Кожевники). Каждая черная сотня составляла объединение ремесленников или торговцев, управляемых подобно сельскому обществу выборными старостами или сотскими.
Вызывает недоумение, почему понятие «черная сотня», заключающее в себе понятие древней формы общественного самоуправления тружеников, получило в XX веке незаслуженно оскорбительное нарицательное значение. Впрочем, и слово «крестьянин» (в XIX веке) и «колхозник» – сегодня звучат в устах не очень далеких людей синонимом чего-то «темного и отсталого». Недавно мне пришлось слышать, как один режиссер за глаза назвал несимпатичного ему коллегу «колхозником», «хлеборобной рожей».
Особой стороной экономической жизни древнерусского города была торговля. Голландский купец Кильбургер, побывавший в Москве в царствование Алексея Михайловича, отмечал, что все москвичи «от самого знатного до самого простого любят купечество, что есть причиной того, что в городе Москве помещается больше торговых лавок, чем в Амстердаме или хотя бы в ином целом княжестве».
«Россия, – писал в самом начале XVII века француз Маржарет, – весьма богатая страна, так как из нее совсем не вывозят денег, но они ввозятся туда ежегодно в большом количестве, так как все расчеты они производят товарами, которые имеют во множестве… Что касается хлеба, то хотя его очень много, они не рискуют вывозить его из страны в сторону Ливонии».
Широкое развитие торговли отмечалось иностранцами и в более ранние времена. Интенсивный обмен товарами между отдельными производителями и регионами страны осуществлялся в городах, посадах, селах, возле монастырей, на ярмарках, связывая воедино хозяйственный механизм страны, образуя Российский рынок, центром которого была не только Москва.
Было в России место, куда с XVII века ежегодно в августе со всех концов страны и света стекалось огромное количество людей Загодя плыли сюда баржи и пароходы, тянулись поезда, бессчетные обозы и караваны… В сказочный срок возникали магазины, лавки, склады, трактиры, гостиницы, театры, цирки, балаганы…
Место было выбрано очень удачно при впадении Оки в Волгу и называлось Нижегородской макарьевской ярмаркой, а в просторечии – Макарием или Макарьевской.
Кого здесь только не было – русские промышленники и купцы, маклеры и агенты, кяхтинские торговцы чаем, армяне, торгующие калмыцкими тулупами, хивинцы и бухарцы с хлопком, немцы, англичане, французы, индийцы… местные кустари, крестьянские коробейники и офени со своим товаром.
Здесь можно было купить или договориться о покупке любого товара, производимого в России, заключить сделки – от небольшой до многомиллионной суммы на долгий срок, наряду с крупнооптовой торговлей была и мелочная – розничная, разносная.
Ярмарка товаров была одновременно и ярмаркой-смотром всех творческих сил, технических новинок, тут же рождалась предприимчивость, сколачивались артели, товарищества.
Ярмарка была самым чутким барометром экономической жизни и ее надежным регулятором. Именно здесь формировался баланс между спросом и предложением, производством и потреблением главных российских продуктов. На ярмарке отдельные, самостоятельные части, отрасли, виды деятельности гигантского хозяйственного механизма России связывались в одно целое, координировались, получали общественное признание или недоверие, определялись и направления развития, по крайней мере на год вперед. По своему назначению и размаху эта ярмарка в XIX веке могла быть сравнима только со всемирными выставками, часто опережая и их по масштабу торговых оборотов.
Нижегородская ярмарка, корни которой уходят в глубокую старину, задавала тон 18,5 тысячи местных ярмарок, существовавших во все времена года по всей России в семи тысячах населенных пунктов и игравших там роль такого же экономического регулятора и распределителя местного сельского хозяйства, ремесел и промышленности. Одна ярмарка следовала за другой – на Николу, на Спас, на Успенье, на Покров в губернских, уездных, штатных и заштатных городах, а также в больших селах и при монастырях. Зимой сибирская ярмарка в Ирбите, осенью Крестово-Ивановская в Пермской губернии, весной Алексеевская – в Вятской, летом – Караванная в Казанской и много, много других. Нижегородская ярмарка, пошумев шесть положенных недель в сентябре, как бы переезжала в Москву, где до конца месяца продолжался макарьевский торг и съезд покупателей, часто называемый Макарием.
Столь оригинальное и оперативное решение многих проблем было исторически обусловлено свободным, инициативным характером развития хозяйства в России, чуждым централизму и административному нажиму. Для миллионов тружеников ярмарка была одной из самых понятных, доступных и привлекательных форм хозяйственного общения, развивавшихся в рамках народных традиций и обычаев.
К моменту воцарения Петра в России сложился самоуправляющийся хозяйственный механизм, объединявший миллионы производителей – крестьян, ремесленников и торговцев, обеспечивавших стране все необходимые продукты потребления и почти все технические средства и вооружение.
Распространенные сегодня утверждения о безнадежной экономической отсталости допетровской России лишены оснований. Не соответствует истине, что механизм этот был застойным и неэффективным.
В русском сельском хозяйстве, где столетиями, казалось, не менялись традиционные способы обработки земли, производительность труда с XII по начало XVIII века возросла в 2,5 раза, конечно, преимущественно за счет роста земледельческого искусства. Одновременно рост производительности труда в промышленности почти в два раза опережал рост производительности в сельском хозяйстве1.
Несмотря на увеличение производительности труда, экономический рост России допетровского времени осуществлялся преимущественно экстенсивным методом вовлечения в хозяйственный оборот новых земель и ресурсов.
В отличие от России западноевропейские страны значительно раньше исчерпали возможности экстенсивного развития, сильно сказывалось перенаселение в аграрном секторе, шла жесткая конкурентная борьба за экономические ресурсы, вырабатывая индивидуализм, культ бережливости и накопительства, способствуя созданию иерархических систем, упорядочивавших стихию конкурентной борьбы.
Именно эти обстоятельства определили модель хозяйственного развития западноевропейских стран на ближайшие столетия, многие из которых уже в XV – XVI веках начинают переходить на интенсивный путь экономического развития, создания интенсивных технологий и качественно новых технических средств и видов вооружений.
1. Струмилин С. Г. «Очерки экономической истории России». М., 1960, с. 275 – 276.
Платонов О. «О, Русь, взмахни крылами!..» Часть первая. Наше наследие. // Наш современник. 7. 1989. Издательство «Литературная газета», Москва. С. 97 – 108.
Фото http://kartolog.ru/2013/12/pervyie-yarmarki-na-rusi/
