Митрополит Вениамин (Федченков). "О вере, неверии и сомнении"
Написанная почти полвека назад русским архиереем, богословом, духовным писателем митрополитом Вениамином, в миру Иваном Афанасьевичем Федченковым (1880—1961), волею судеб познавшим горький хлеб чужбины, книга интересна и в наши смутные дни, когда так необходимы нравственные ориентиры. Владыка Вениамин делится своими размышлениями о вере, о путях, ведущих к истине, о месте человека в этом мире, о роли ума, сердца, разума и веры. Он не сторонний наблюдатель жизни, создатель неких философских построений, а собеседник, с чувством достоинства ведущий диалог.
ОГЛАВЛЕНИЕ
“А сердце говорит мне: верь!..”
“О вере, неверии и сомнении”... Так называется книга, предлагаемая ныне вниманию читателей. Имя ее автора — митрополита Вениамина (Федченкова) — вряд ли известно широкому читателю. До недавнего времени произведения этого яркого духовного писателя совсем не издавались, за исключением разве что фрагментарных публикаций в церковной периодике.
Митрополит Вениамин оставил богатейшее наследие. Он был автором прекрасных книг по богословию, вдохновенных проповедей, по словам очевидцев, доступных, действенных, запоминающихся. Его мемуары, наполненные глубокими размышлениями, читаются на “одном дыхании”, как захватывающий роман, — и все это пока еще ждет выхода в свет. Но все-таки, говоря о наследии владыки Вениамина, было бы неверным утверждать, что книги его хранились под спудом, что затепленная им свеча укрылась на все эти годы от людских глаз. К счастью, этого не произошло. Книги митрополита Вениамина в виде машинописных копий хранились в монастырских и семинарских библиотеках, в домах верующих. Их читали семинаристы и монахи, паломники, приходившие на поклонение святыням, люди, уверовавшие и сомневающиеся. И наверное, многим встреча с творениями владыки митрополита давала помощь и поддержку, а может быть, зажигала в сердцах благостный огонек, освещающий путь к спасению. Его книги жили в народе, с которым неразрывно связана была его судьба, который он назвал однажды “самым лучшим на свете”. Не потому, конечно, что бывают народы плохие и хорошие, а потому, что бесконечно любил тот народ и ту землю, где судил ему проходить жизненное поприще Бог: народ, в чье обращение ко Христу он верил всегда и желал трудиться для этого... И что же, случайность? Нет, не случайность, кончено, что мудрое слово святителя приходит к нам именно сегодня. Речь идет не о пресловутых “возможностях” и “невозможностях” появления книг подобного рода у нас в России, не о благоприятных лишь внешних обстоятельствах, которые тоже в свою очередь предопределены свыше. Нет. Книга “О вере, неверии и сомнении” появляется тогда, когда она нам особенно нужна. Владыка дарит вдохновенное слово свое — плод молитв и скрытых от мира подвигов — нам, в силу ли наших грехов или грехов наших предшественников, все еще продолжающих нерадиво относиться к делу спасения, все еще блуждающих в трех соснах, посаженных вдохновителями и адептами принудительного атеизма. Настало “время благоприятно”: открываются храмы и обители, издается духовная литература, в жизнь людей возвращается Слово Божие. Несомненно, возрос интерес к традиционным христианским ценностям. И вот — нам в помощь — еще одна книга. Ответ “совопросникам века сего”; тихое собеседование с духовно опытным человеком. Собеседование, ибо, читая книги владыки Вениамина, невольно проникаешься его духом, его мыслями, чувствуешь поддержку, получаешь добрый совет, руководство на пути своих исканий. Обаяние личности (в самом высоком смысле этого слова) автора книги побуждает узнать о нем, о его жизни. Поэтому некоторые биографические сведения привести здесь просто необходимо.
Будущий иерарх родился в 1880 году в Тамбовской губернии, в Кирсановском уезде, в большой и дружной крестьянской семье. В миру его звали Иван Афанасьевич Федченков. А всего у его родителей, Афанасия Ивановича и Наталии Николаевны, было шестеро детей. И каждому из них бывший дворовый человек господ Баратынских и дочь сельского дьякона сумели дать образование, высшее или среднее. Но главное не в этом, хотя, решив дать всем детям образование, родители вступили на путь настоящего жизненного подвига, обрекли себя на постоянный напряженный труд и на многие лишения. Ведь и тогда, во времена благополучные, не текла земля русская молоком и медом. В основе всякого преуспеяния лежал труд. А еще — молитва. И родители сумели дать детям своим это главное сокровище — веру, без которой невозможна ни молитва, ни упование. Вера эта зарождалась в душах детей с первых сознательных шагов, была поначалу простой, “детской”, затем, естественно развиваясь, росла вместе с человеком, проходила многие стадии, крепла с годами, становилась зрелой и осознанной: направляла и укрепляла в трудные минуты. В этой простой, самой обычной (таких было множество) семье росли в подлинном смысле гармонично развитые люди — верующие и знающие. Вера и знание — любовь к ним с юных лет была присуща Ване Федченкову. Она определила его жизненный путь монаха и богослова, поставила его на высшие ступени церковной иерархии. И наверное, очень важно, что будущий владыка рос в атмосфере веры живой, действенной, вдохновляющей на ежедневные, с первого взгляда маленькие и незаметные подвиги. “Святая бабушка Надежда” — смиренная и глубоко верующая, добрая и кроткая, живущая не для себя, а для ближних. Мать-труженица, положившая жизнь на воспитание детей. Сама атмосфера семьи, с ее ежедневным самоограничением будней и радостными праздниками — все это накладывало свой благодатный отпечаток на душу мальчика, очень рано почувствовавшего свое призвание, узнавшего дорогу в храм Божий.
Образование свое будущий владыка начал в земской школе, потом учился в Кирсанове, в городском училище. Затем — духовное училище в Тамбове и Тамбовская семинария. В 1903 году Иван Федченков стал студентом Санкт-Петербургской Духовной Академии, а на последнем курсе принял монашество и получил в иночестве имя — Вениамин. Годы учебы, первые шаги на монашеском поприще, друзья и наставники — все это осталось в памяти владыки Вениамина на всю жизнь. И часто в своих произведениях он возвращается мысленно к годам молодости, с благодарностью вспоминает это время. Но в этих воспоминаниях уже зрелого, умудренного духовным и житейским опытом человека, мудро и трезво оценивающего прожитые годы, звучат тревожные нотки. Да, кончено. Замечательные люди окружали иеромонаха Вениамина. Его наставником был архимандрит Феофан (Быстров), впоследствии архиепископ, — духовник царской семьи, человек глубокой веры и мощного интеллекта. В академии о. Феофан занимал тогда должность инспектора. А ректором был архиепископ Сергий (Страгородский) — будущий патриарх Московский и всея Руси. Среди товарищей о. Вениамина по академии было немало близких ему по духу людей, искренно желавших служить Богу и людям, одолевших нелегкую богословскую премудрость. Но все же и о себе самом, и о многих людях, живших рядом и, казалось бы, искавших того же, что и он, владыка делает неутешительный вывод: “Нет, не горели мы, не горели”... Здесь — ключ к разгадке многих загадочных для нас, открывающих собственную недавнюю историю, вопросов: этой, исполненной горечью фразой митрополит Вениамин вскрывает важную духовную причину, точнее — одну из причин страшной трагедии, сопутствовавшей бедам революций и войн. Трагедии — отпадения от Бога и Его Святой Церкви, трагедии, которая, увы, не закончилась и продолжает приносить свои горькие плоды. Не горели... Даже те многие тогда еще люди, стремившиеся в своей жизни к познанию Бога, к следованию светлым началам Православия, не горели. И как это ни покажется странным, а может быть, даже чудовищным сегодняшнему “цивилизованному”, “современному”, или, как говорили во времена владыки Вениамина, “передовому” человеку, живущему по законам “мира сего”, — “не горели”, потому что подчинили веру рассудку; предпочли опыт внутреннего богопознания голому интеллектуальному буйству. Попытались обосновать с помощью законов познания естественного мира непознаваемое, объяснить необъяснимое... Рационализм вторгался и овладевал сферой, в которой он просто неприменим.
Но был всегда в Русской Церкви путь, никогда не прерывавшийся, связанный прочной нитью с исконными святоотеческими традициями, — путь прикосновения, приобщения святыне, основанный на внутреннем опыте, на жизни во Христе. Молодому иноку Вениамину еще в студенческие годы посчастливилось встретиться и даже сослужить во время Божественной Литургии отцу Иоанну Кронштадтскому — великому молитвеннику Земли Русской, которого он глубоко почитал, часто обращаясь к духоносным творениям праведника. После окончания академии о. Вениамин дважды посетил знаменитую Оптину; некоторое время гостил в монастыре, бывал на беседах у старцев. И на всю жизнь сохранил завет-молитовку одного из них — иеросхимонаха Нектария († 1928), повторяя в трудные минуты: “Боже! Дай мне благодать Твою!”... Удивительное свойство истинно христианской души — хранить всю жизнь! Слагать в сердце “единое на потребу”, приобщаясь духу подвижников благочестия, воспринимать этот дух, сохраняя его. Религиозная писательница Н. А. Павлович (1895—1980), духовная дочь старца Нектария, много писавшая об Оптиной, встретив — нет, даже не встретив, а увидев однажды во время богослужения владыку Вениамина (в г. Риге), почувствовала в нем “оптинский дух”, хотя, конечно, не ведала о кратковременных посещениях молодым тогда о. Вениамином Оптиной Пустыни. И еще более удивительное: о. Вениамин бывал в Оптиной в начале 10-х годов, а Н. А. Павлович увидела его впервые, кажется, в 1947-м, во всяком случае — в конце 40-х. И этот “дух” чувствовался! Разве не чудо? Разве не доказательство той реальности незримого, о котором говорит владыка в своей книге?
“Божьими людьми” любовно назвал митрополит Вениамин всех людей, прислушивающихся к жизни горнего мира, живущих этой неземной реальностью, идущих по узкому и тернистому пути в Царствие Небесное. О гражданах Небесного Иерусалима, с которыми встречался он в своей жизни, о которых слышал, с любовью и благодарностью написал он в книге, которую так и назвал — “Божьи люди”.
Этот замечательный труд содержит рассказы о праведниках: об оптинских старцах, монахах в миру и просто благочестивых мирянах, чья жизнь озарялась Правдой Божией, о тех, кто согревал теплом своей любви и веры ближних. Эта книга — о встречах со святыми.
Кстати, “Божьи люди”, встречи с ними, во многом определили жизненный путь будущего иерарха. Из записок самого митрополита, из рассказов о нем известно, что монашество и даже архиерейство ему предсказывали схимник в Воронеже (будущему владыке было в то время два года); старец Иоанно-Предтеченского скита на Валааме о. Никита; некая благочестивая “болящая” старица; иеромонах Гефсиманского скита Троице-Сергиевой Лавры о. Исидор...
После окончания академии в 1907-1908 гг. иеромонах Вениамин — профессорский стипендиат на кафедре Библейской истории, а в 1910-1911 гг. — личный секретарь архиепископа Финляндского Сергия (Страгородского). С 1911 года о. Вениамин, возведенный в сан архимандрита, занимает должность ректора Таврической семинарии, а с 1913 по 1917 гг. трудится на посту ректора семинарии в Твери. В 1917-1918 гг. архимандрит Вениамин (Федченков) принимает участие в работе Поместного Собора Православной Российской Церкви.
Раскрыта одна из самых страшных страниц русской истории. Две революции и гражданская война. Разделение и братоубийство. Кровь, насилие, смута. Вихри стремительно сменяющих друг друга событий. Разрушение старой государственности, начало открытых, небывалых по своим размахам гонений на Церковь Христову. Беда одна не ходит. Одновременно с гонителями-безбожниками, а иногда и об руку с ними восстают на Церковь, “раздирают Хитон Христов” раскольники, самостийники; начинают заявлять о себе будущие обновленцы. Но и в это страшное время билось сердце Православной Руси, и пульс его чувствовался на заседаниях Собора. Воодушевление верующих людей, вставших на защиту своих святынь, выливалось в многотысячные крестные ходы и массовые “дни покаяния”. Русская Церковь явила сонм мучеников-исповедников, кровью своей искупавших грехи народа, в том числе грехи безверия и “теплохладности”. Святитель Тихон, патриарх Московский, избранный посредством жребия, в эти дни начинает свой крестный путь “ежедневное умирание” за свою всероссийскую паству. Церковь оставалась со своим народом и в условиях жесточайшего террора боролась со злом единственным возможным для Нее способом и нравственно обоснованным оружием: силой материнского убеждения и попечения о заблудших душах.
В феврале 1919 года архимандриту Вениамину, вернувшемуся по приглашению преподавательской корпорации на пост ректора Таврической семинарии, суждено было встать на путь архиерейского служения. Сбылось предсказание “Божьих людей”. В кафедральном соборе г. Симферополя состоялась архиерейская хиротония архимандрита Вениамина (Федченкова) во епископа Севастопольского, викария Таврической епархии. В грозный час испытаний, выпавших на долю Церкви и Отечества, подъял владыка Вениамин нелегкий крест архипастырского служения.
В 1920 году, уже после эвакуации белых из Новороссийска в Крым, епископ Вениамин примкнул к Белому движению; стал “епископом армии и флота”, главой военного духовенства Русской Армии барона П. Н. Врангеля. Никакие внешние обстоятельства не принуждали его к этому шагу. Епископ Вениамин сделал свой выбор добровольно, по зову сердца, выполняя долг архипастыря Церкви и патриота. С главнокомандующим у владыки сложились теплые отношения; епископ Вениамин был приглашен как представитель Церкви к участию в работе совета министров, состоявшем при Врангеле.
Решалась судьба Отечества. Ничтожно малая величина — армия Врангеля, загнанная на Крымский полуостров, пыталась противостоять бешеному натиску красных войск. Последний клочок старой России — страны, где жизнь строилась на христианских принципах, где уклад бытия во многих своих ежедневных проявлениях был взращен Православием… Но главное — сердцем этой страны была Святая Русь, Русь храмов и монастырей, святителей и старцев, странников и святых жен. А теперь еще и мучеников, исповедников, ежедневно истязаемых за имя Христово… Но это странное и недолговечное государственное образование — “Крым”, крайне пестрое по составе своего населения, по политическим симпатиям своих граждан — унаследовало “неверие и сомнение”, давно жившее в русском обществе. Те, что должны были стать белыми рыцарями христианства, тоже “не горели”. “Мы не белые, мы — серые” — так скажет впоследствии владыка Вениамин. Но они были для него “свои”, родные, близкие по духу, по схожим условиям жизни, по воспитанию, по идеалам, в конце концов. Особенно — мальчики-идеалисты, чей вклад в Белое движение трудно переоценить. Вчерашние студенты и гимназисты, кадеты и воспитанники семинарий, умирающие на Перекопе “за Бога и Родину”, вызывали у епископа Вениамина горячую симпатию и одновременно щемящее чувство жалости. И все же духовного подвига не получилось. Армия (по выражению владыки) была некрещеной.
В ноябре 1920 года вместе с армией и беженцами епископ Севастопольский Вениамин покинул Крым, оставил Родину. Начались долгие годы изгнанничества…
Все то, чему он был свидетелем, в чем принимал личное участие, живя в России в предреволюционные годы, что испытал в годы гражданской войны и в скитаниях на чужбине, митрополит Вениамин описал в своих воспоминаниях “На рубеже эпох”. Это яркая картина жизни старой России, галерея портретов известных нам из истории людей, с которыми довелось встречаться владыке Вениамину: император Николай II и императрица Александра Федоровна, митрополит Антоний (Храповицкий), Григорий Распутин и А. Ф. Керенский, бывший террорист Л. А. Тихомиров и многие, многие другие. Вместе с автором путешествуем мы в переполненном вагоне по голодным губерниям охваченной гражданской войной России, присутствуем на заседаниях Поместного Собора. Допрос в ЧК и камера в большевистском застенке, приемная Врангеля и корабль, увозящий русских на чужбину…
За границей епископ Вениамин участвовал в налаживании церковной жизни в условиях зарубежья. Он живет в Сербии, где собирает в одном из монастырей русскую братию, преподает Закон Божий в двух кадетских корпусах: Русском и Донском им. генерала Каледина; а одно время (в 1923-1924 гг.) на короткий срок вновь становится викарным архиереем – управляет приходами в Карпатской Руси, перенося “неприятности”, доставляемые полицией, и преодолевая препоны, чинимые чехословацкими властями, считавшими, что русский архиерей пользуется слишком большим влиянием среди православных “русинов”. В это же время епископ Вениамин принимает решение вернуться на Родину. Знал ли он о том, что там творилось? В полной мере, конечно, нет. Но его тянуло в Россию, к народу, которому он был должен, обязан и страстно желал проповедовать Слово Божие, невзирая на любые внешние, даже самые страшные, условия бытия. Бог судил иначе. Лишь через двадцать лет он снова будет в России, дома. Мысль о проповеди Евангелия, о судьбе лишаемого просвещения родного народа не покидала владыку Вениамина все годы его пребывания на чужбине. Она несомненно сыграла решающую роль в принятии им “декларации” митрополита Сергия (1927 г.), призвавшего к лояльности по отношению к Советской власти. Сейчас много говорят и пишут об этом документе, обвиняя митрополита Сергия (Страгородского) чуть ли в сотрудничестве с безбожниками, в предательстве интересов верующих. И все эти рассуждения людей, часто весьма далеких от Церкви, “удачно” вписываются в идеологические построения, в хитросплетения словес, не понятно кому и зачем нужные. “Декларация” была принята под сильнейшим давлением властей, поставивших подписание этого документа условием легального существования Православной Церкви в СССР.
Прежде чем подписать “декларацию”, владыка Вениамин отслужил сорок литургий – для “прояснения ума и подкрепления сил”, разумеется, духовных. И весь этот отрезок времени ежедневно и ежечасно прислушивался он к малейшим душевным движениям, размышлял над прочитанным за богослужением Евангелием, ища ответа в пламенной молитве. Размышления епископа Вениамина по поводу “декларации” нашли отражение в его книге “Святой Сорокоуст”. Приводим несколько фрагментов из нее.
“Вчера читал на трапезе жизнь св. Александра Невского, который, спасая душу народа, спасал этим и государство; для этого и смирялся перед ханами.
Но наше дело, духовенства, — думать хотя бы об одной душе народа. А все прочее предоставить на волю Божию, — и самый народ с его властью”.
“Родной народ! Только страждущий и упавший. Уныл духом. Ждет ласки и помощи. Бедный!”
“Здесь же христианство приводится в жертву политике; а наоборот: мы должны быть лояльными, лишь бы иметь свободу Евангельской проповеди”.
“Ну хорошо… Мне будет мирно, удобно… И эмиграция успокоится.
А там? А в самой-то России? А что с народом-то? Мое смирение не окажется ли укрывательством от подвигов? Не стыдно ли будет от своего покоя?
…Нет! Нужно, хотя и с крестом, “служить народу” своему (слова п[атриарха] Тихона во сне).
Припомнилось мне из сновидения, как п[атриарх] Тихон сказал мне: “Послужи народу!”
Закончился “Сорокоуст”, епископ Вениамин присоединился к “декларации”. И для него, архиерея, оставшегося верным Московской Патриархии, патриаршему местоблюстителю митрополиту Сергию, началась полная суровых испытаний и многих скорбей жизнь среди враждебно настроенных соотечественников. Вскоре (в 1931 г.) ему пришлось оставить профессорство в Православном Богословском институте в Париже, с которым он был связан с 1925 года, переехать в Америку, устраивая почти в одиночку церковную жизнь православных, сохранивших связь с Москвой, с митрополитом Сергием. Но среди всех вынужденных тягот (у него не было постоянного пристанища, приходилось ночевать у знакомых, сносить насмешки и издевательства враждебно настроенных эмигрантов и даже, по рассказам, подметать улицы) архиепископ (с 1933 г.) Вениамин не отступал от принятого в результате внутреннего опыта решения, оставаясь верным священноначалию Русской Православной Церкви.
Извести о начале войны с Германией владыка встретил в Соединенных Штатах. “От судьбы России зависят судьбы мира” — так сказал он однажды о событиях, развернувшихся на востоке Европы. С первых же дней Великой Отечественной войны митрополит Северо-Американский Вениамин, экзарх Московской Патриархии в Америке (в сан митрополита он был возведен в 1939 году), стал активным участником патриотического движения, охватившего значительную часть русской эмиграции, и можно даже сказать, одним из вдохновителей этого движения. Он выступает на митингах американской общественности, выступает с лекциями о России, о Русской Церкви; участвует в сборе средств; и вот уже первые грузы для Красной Армии (оборудование для госпиталей, медикаменты, продовольствие) отправляются в Россию.
Владыке за шестьдесят, он уже пожилой человек; понемногу его начинают одолевать немощи. Но на все просьбы своих сотрудников поберечь здоровье он отвечает: “Сейчас болеть некогда”; и вновь, преодолевая недуги, работает, не щадя сил.
Митрополит Алеутский и Северо-Американский Вениамин — почетный председатель русско-американского Комитета помощи России — имел право в любое время дня и ночи входить с докладом к президенту США.
“Все кончится добром”. Эти слова владыка произнес в самом начале войны, когда, казалось, не было никаких оснований для счастливых прогнозов. Но была надежда. Были молитвы и труд. О даровании победы русскому оружию молились тогда в Америке даже в храмах, не подведомственных Патриархии. И в этом тоже сказывалось влияние митрополита Вениамина.
Удивительно! Казалось, что русских, живущих в Америке, отделяет от Родины не только океан, — между ними и их соотечественниками пролегла за эти два с половиной десятилетия бездонная пропасть: революция, не знающая взаимного снисхождения братоубийственная война, годы изгнанничества, горечь потерь и идеологические разногласия. Родную страну и народ скрывал “железный занавес”. Но, несмотря на все это, через океан, через прошлое, через неприятие и ненависть к режиму потянулись нити помощи и нелицемерной любви к соотечественникам. Сегодня, впрочем, как и всегда, дело совести каждого оценивать этот порыв наших зарубежных соотечественников. Говорят разное. “Попались-де белые эмигранты на удочку Сталина, игравшего в патриотизм. Помогали, а кому?” На это можно сказать одно: и митрополит Вениамин, и все жившие за рубежом русские, откликнувшиеся на зов страждущего Отечества, были людьми искренними; и в отличие от многих наших современников не путали страну и народ с режимом и его преступлениями. Русские помогали русским, соотечественники — соотечественникам, братья – братьям. Разве это не лучше ненависти и братоубийства?
В самом конце войны, в конце января – начале февраля 1945 года, впервые после 25 лет разлуки, владыка Вениамин побывал на Родине. Он принимал участие в Поместном Соборе Русской Православной Церкви, проходившем в эти дни в Москве. Митрополит Сергий, избранный патриархом в сентябре 1943 года, скончался 15 мая 1944 г. И теперь на вдовствующий патриарший престол членами Собора был избран митрополит Ленинградский и Новгородский Алексий (Симанский). Дни работы Поместного Собора вылились в настоящее церковное торжество. Присутствовали предстоятели трех поместных Церквей: Александрийский, Антиохийский и Грузинский патриархи, представители других православных Церквей, многочисленные гости.
Митрополит Вениамин представлял на Соборе свою американскую паству, а также выступал от имени митрополита Евлогия (Георгиевского) и так называемых “феофиловцев”, раньше не имевших общения с Патриархией, а теперь пожелавших его восстановить. На заседаниях Поместного Собора шла речь о восстановленных духовных школах, об издании богослужебной литературы, рассматривались другие насущные вопросы церковной жизни, о которых еще вчера нельзя было и помыслить. Но главное, что произвело впечатление на владыку Вениамина, — народ Божий. Долгие годы за границей не раз задавался он вопросом о том, сохранилась ли вера в русском народе. В конце 30-х годов, в Нью-Йорке, он написал:
Так было прежде, Русь родная:
Ты верила… А что теперь?
Умом давно тебя я знаю:
А сердце говорит мне: верь!
Сердце не обмануло…
“Я достаточно мог наблюдать родной народ и понять его. И скажу прямо: впечатление от народа — самое сильное, самое важное, что я увожу с собой с Родины за границу. И прежде всего скажу о верующих. Боже, какая горячая вера в них!” — писал митрополит Вениамин в своей статье, опубликованной в “Журнале Московской Патриархии”. И еще: “Горяча вера у русского православного народа… Русь и теперь святая. Да, и теперь я могу без всяких сомнений утверждать: жива православная вера в русском народе… И вообще пришел к несомненному утверждению, что не только в отдельных личностях, но и в широчайших толщах народа — вера жива и растет” (Митрополит Вениамин (Федченков). Мои впечатления о России.//Журнал Московской Патриархии. 1945. № 3. С. 21-24).
В 1947 году владыка Вениамин вернулся на Родину. Во время своей поездки в 1945 году он воочию убедился в самом главном — “вера жива и растет”. А значит, он нужен дома. В Америке же он оставлял епархию, объединяющую 50 приходов Московской Патриархии (а не было ни одного!).
Русская Церковь выстояла в страшных гонениях, сохранив неприкосновенными свои догматы и каноны. Оживала церковная жизнь, и люди, открыто исповедующие свою веру, сами того не зная, даже не помышляя об этом, были победителями. Они сохранили сердце народа — Святое Православие.
Конечно, возрождение проходило в очень трудных условиях. Еще свежа была боль утрат, и контроль властей не давал забыть о себе. Налаживание церковной жизни, еще перед самой войной едва теплившейся, приговоренной к уничтожению, проходило теперь на фоне послевоенных трудностей. И радость, и скорбь шли рука об руку: потеря близких, разбитые судьбы, неустроенность быта. Одним словом — скорби…
И владыка Вениамин, назначенный на Рижскую кафедру, обратился к своей новой пастве с такими словами: “Радуйтесь, всегда радуйтесь, и в скорбях радуйтесь!” Так возобновилось его служение в пределах Отечества, прерванное более четверти века назад. Возобновилось с обращения, в котором ключевым было слово “радость” — неотъемлемая черта веры.
В 1951-1955 гг. митрополит Вениамин управлял Ростовской епархией. В эти годы он встречается и поддерживает дружеские отношения с архиепископом Лукой (Войно-Ясенецким) — замечательным иерархом и богословом, мужественным исповедником, прошедшим через горнило страшных испытаний. В то время владыка Лука управлял Симферопольской епархией.
В 1955 году митрополит Вениамин был назначен на Саратовскую кафедру. Ему было уже 75 лет. Силы уходили, владыка стал часто болеть. В 1958 году Высокопреосвященнейший Вениамин, митрополит Саратовский и Вольский, был, согласно его прошению, уволен на покой и поступил на жительство в Псково-Печерский монастырь. Его последние годы прошли в обители. Скончался владыка 4 октября 1961 года и был погребен в монастырских Богозданных пещерах.
В последние годы жизни, наряду с заботами по управлению епархиями, митрополит Вениамин приводит в порядок свои записи, редактирует ранее собранные труды. Заканчивает книгу “О вере, неверии и сомнении”, которую начал еще в Америке. Владыка всю жизнь записывал свои размышления, излагал мысли по разным вопросам церковной и общественной жизни, собирал рассказы о “Божьих людях”, о праведниках, о чудесных явлениях. Записывал и то, чему сам был свидетелем. Собирал он и письма к нему различных людей, особенно те из них, в которых отражались человеческие судьбы, какие-либо закономерности духовной жизни. Или же просто — свидетельства любви к нему. А любовь эта, доверенность и привязанность, глубокая симпатия к личности владыки со стороны паствы всегда сопровождала его во всех местах служения. Этот богатейший материал владыка Вениамин использовал в своих книгах. И одна из них — перед вами.
А. Светозарский
Текст книги митрополита Вениамина “О вере, неверии и сомнении” печатается по машинописному экземпляру, хранящемуся в библиотеке Московской Духовной Академии.
Цитаты из Священного Писания выверены по изданию Библии, осуществленному Издательским Отделом Московской Патриархии в 1990 году.
Вступительная статья, примечания
А. К. Светозарского
Митрополит Вениамин (Федченков). О вере, неверии и сомнении / Вступ. ст., примеч., подготовка текста А. К. Светозарского. — С.-Пб.: Нева — Ладога — Онега. М.: Русло, 1992. — 224 с.
ISBN 5—7792—0009—2 ("Нева — Ладога — Онега").
ISBN 5—87900—005—2 ("Русло").
https://pravbeseda.ru/library/index.php?page=book&id=224
